Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

В течение того времени, которое предшествует тяжкому испытанию сепарации, реальность – термин, который заслуживает, чтобы здесь его заключили в кавычки, – будет полностью совпадать со своим воздействием на соматическую организацию, с теми модификациями и реакциями, которые происходят там. Единственная формулировка, которую можно применить к этому, такова: реальность самогенерируется сенсорной активностью.

После того как будет признано, что грудь, как первый представитель отдельного мира, существует вовне, субъект получает доступ к этому новому пространству реальности, где «знаки», уловленные нашими чувствами, будут подавать двум носителям любых отношений информацию о том, что они воспринимают или предполагают относительно их взаимных желаний: эти знаки прежде всего являются частью тех аспектов мыслимого, которые возможно фантазировать и интерпретировать. Какими бы разными они ни были, у них будет одна и та же характеристика: их присутствие или их отсутствие оказывает модифицирующее воздействие на окружающую среду, на тело и прежде всего на собственное психическое состояние субъекта. Является ли эта модификация объективной или такой модификацией, которую видит (либо думает, что видит) только тот, кто интерпретирует, она будет достаточной, чтобы вызвать самомодификацию его собственного психического переживания.

Вот почему можно сказать, что пространство наших отношений находит свои якорные точки в знаках, при помощи которых модификации, действующие в психическом пространстве двух полюсов отношений, представлены и вписаны в сцену реальности. Эти «модификации» обладают особой сигнальной функцией, когда они касаются соматического пространства.

Три предложенные мною формулировки, объясняющие отношение психики к реальности, можно как таковые применять к тем отношениям, которые существуют между психикой и соматическим пространством самого субъекта. Здесь вновь активность сенсорных зон, всемогущество желания и то, что сообщает о теле культуральный дискурс, будут порождать три репрезентации тела, три формы знания, которые психика получает о нем, – моменты получения знания, следующие один за другим во времени, при этом не исключая друг друга. Они сталкивают нас с тремя формами существования и с тремя принципами причинности, которые реальность и тело должны сохранять, чтобы не подвергать опасности свои катексисы; и именно поэтому все три будут участвовать в компромиссе, составляющем четвертый, самый решающий для нашего психического функционирования.

Отношение каждого субъекта к этому телу, сталкивающему его (ее) с этой ближайшей, самой знакомой и самой катектированной реальностью, будет зависеть от того компромисса, которого он сумел достичь между тремя каузальными концепциями тела: из них первые две соответствуют универсальным и вневременным потребностям, тогда как последняя не только зависит от культурального времени и пространства, специфичного для данного субъекта, но и будет единственной, которую психика может отвергнуть или модифицировать и интерпретировать иначе, чтобы сделать ее совместимой [69]с двумя другими. Наше отношение к телу, как и наше отношение к реальности, таким образом, является функцией того, как субъект слышит или искажает общий дискурс, либо того, что он остается к нему глух. Очевидно, что его реакции являются следствием специфической природы его психической экономии, а не конкретных особенностей его культуры, кроме как при определенных исключительных условиях. Но анализ постулатов культурального послания представляется мне отличным способом подойти к анализу тех реакций, которые даст на него психика.

Не думаю, что я недооцениваю сложность аналитического процесса, когда говорю, что его целью является обнаружение разумных и неразумных причин, ответственных за компромисс, выбранный этим конкретным субъектом, и возникающих из этого последствий в его отношении к телу, к другим и к себе. Но для того, чтобы сделать это, нам приходится обратиться к той форме компромисса, которая, я бы сказала, по сути является общей для всех субъектов, сумевших остаться вне поля психопатологии: я не уверена, следует ли рассматривать этот компромисс как характерный для большинства или как норму, но в любом случае это компромисс, который позволяет аналитику оценивать воздействие дискурса, доминирующего в данной культуре. В нашей культуре это дискурс науки.