Антон Бурно - Терапия пустого усилия. Когнитивно-ориентированный подход к быстрому облегчению душевной боли

Игнорирование (или недооценка) наших внутривидовых различий на фоне инстинктивного транзитивизма логично приводит к такому выводу. (Возможный другой вывод – это вмешательство невидимых сил, но это не наша тема). Можно предположить, что чем больше в процессе эволюции человеческий род приобретал внутривидовых различий, тем легче возникало представление о возможности управлять своими душевными движениями при помощи волевых усилий. И тем легче оно укоренялось не только в индивидуальном, но и в общечеловеческом мировоззрении. И стало настолько привычным, что из представления превратилось уже в ощущение и в актуальную установку. Действительно, все мы на уровне чувства воспринимаем собственную волю свободной. Это чувство чрезвычайно отчетливо и очевидно, оно возникает как бы на уровне непосредственного восприятия. Оно настолько внутренне бесспорно, что, специально не задумываясь на эту тему, мы не можем не верить в свободный выбор, и нам вообще трудно подвергнуть эту веру сомнениям.

Предлагаемая модель (транзитивизм + внутривидовые различия) может объяснить происхождение веры в прямой волевой самоконтроль в качестве результата индивидуального, онтогенетического научения и в качестве жесткой культурной установки. Но не исключено, что эта установка (или серьезная склонность к ней) закладывается в нас и на генетическом уровне.

В языке (во всяком случае, в большинстве языков), среди разных частей речи четко выделяются существительные и глаголы. То есть предметы (субстанции) и действия. Есть часть речи, которая обозначает действие (глагол) и деятеля (существительное). За редким исключением действие предполагает деятеля. Глагол предполагает существительное. Хотя в предложениях типа «Светает» или «Лихорадит» не понятно, кто именно осуществляет действие, все же обычно в предложениях есть и деятель, и действие. «Машина едет». «Самолет летит». «Дерево растет». «Сплетни распространяются». «Ручей журчит». И так далее.

Такое разделение явлений на деятелей и действия предполагает (или предлагает) известную самостоятельность деятеля, его, по крайней мере, относительную независимость. С существительным может быть связано несколько глаголов. Автомобиль может ехать, может стоять, может шуметь, может заводиться, может заглохнуть. В случае автомобиля мы, конечно, понимаем, что движется или останавливается он не самостоятельно, а благодаря человеку, который им управляет. Тем не менее, мы говорим, например, «Автомобиль начал движение», оставляя водителя за скобками так, как будто бы автомобиль начинает движение сам. Но в этом случае водитель нами ясно подразумевается. Поэтому «Автомобиль поехал» – это просто «образное выражение», явная «фигура речи».

Уже не так просто обстоит дело, когда мы говорим: «Дерево растет». Тут уже труднее (если Вы не изучаете ботанику) держать в уме те причины, которые заставляют дерево расти. Природные явления и условия, заставляющие дерево расти, не столь наглядны, как человек, заставляющий автомобиль двигаться. Уже легче представить, что дерево растет отдельно, «само» является источником действия, роста. Выражение «Дерево растет» уже гораздо меньше воспринимается как фигура речи, чем «Автомобиль начал движение».

Выражение «птица поет» уже как фигура речи и не воспринимается…

Чем труднее нам наглядно представить причины, по которым действует то или иное существительное, тем легче нам вообразить его совсем независимым, «самостийным», а значит, свободно (то есть без внешних причин) выбирающим свои действия.

Особенно трудно (даже невозможно) осознавать все причины, по которым действует наша собственная психика. Как говорит Спиноза, «свои действия они (люди) сознают, причин же, которыми они определяются не знают». Существительное «я» особенно легко поэтому наделяется свойствами отдельности, независимости и способности к свободному (беспричинному) выбору, то есть к произвольному влиянию на те или иные психические движения. Поэтому выражение «Я думаю» воспринимается уже совсем не как образное выражение, мы обычно вкладываем в это высказывание буквальный смысл.

Так язык позволяет воспринимать человеческое «я» в качестве субстанции, отдельной и самостоятельной сущности, руководящей мышлением–чувствованием. Структура языка не то, чтобы неминуемо приводит нас к такому выводу, но вкупе с недостаточностью нашего познания, легко его позволяет.

В настоящее время в психолингвистике существует достаточно убедительная теория Стивена Паркера, рассматривающая язык как инстинкт. В пользу этой точки зрения есть масса доказательств, пусть не абсолютных, но вполне серьезных. Согласно такому взгляду, овладение языком происходит не просто благодаря обучению, освоению социальных конвенций. Язык – это способность людей, возникшая в эволюции. Такая же, как способность человеческой кисти или мимических мышц к тончайшим и разнообразным движениям. Человек пользуется языком так же, как паук плетет паутину, а бобры строят плотину. Молодой бобер не только и не столько учится строить плотину у своих старших сородичей, сколько действует под воздействием врожденной инстинктивной программы, запускающейся в определенных обстоятельствах, то есть пользуется готовыми, заложенными генетически паттернами реагирования. Точно также и обучение языку в детском возрасте только активирует уже заранее заложенные матрицы, лишь дает конкретное наполнение врожденным структурам, определяющим синтаксис и грамматику, в том числе наличие существительных и глаголов.