Array Коллектив авторов - Аффект - практика судебной психолого-психиатрической экспертизы

Нехотя, с волнением в голосе, порой заикаясь, соглашалась, что отчим «практически ежедневно, просто так, без причины», особенно находясь в состоянии опьянения, избивал ее и маму, «орал без повода», «постоянно придирался», «огрызался», говорил, что она «ничего не умеет», у нее «руки не оттуда растут»; рассказывая об этом, называла потерпевшего «папой». Со слезами на глазах приводила пример, как за то, что разбила лак для ногтей, «папа избил ремнем, бил ногами». Также описывала «странности» в поведении отчима: был случай, когда он оставил включенными газовые конфорки (вздыхая, с обреченностью в голосе высказывала предположение: «Может, хотел нас всех убить»), а однажды в холодное время года ночью заходил в ее комнату и, сдернув с нее одеяло, открыл дверь на балкон, наряду с этим мог «душить» ее и мать подушкой, «насильно» фотографировал их с синяками после его избиений и «радовался этому». Сообщала, что от «папы» сначала пряталась, закрывалась в комнате, но в последующем он «выбил все двери», поэтому «просто пыталась молчать на замечания и придирки», во время скандалов «убегала из дома», а когда избивал, закрывалась руками и просила: «Папочка, не бей меня, пожалуйста! Мне больно!» Причину нанесения пореза на предплечье объясняла тем, что в 2003 году, когда отчим бил особенно жестоко, «не могла терпеть боль», кричала, что убьет себя, а он прекратил избиение только тогда, когда порезала себе руку. После этого переехала к бабушке и дедушке, однако не переставала волноваться за мать, по ночам «мучили кошмары», в школе «не могла сосредоточиться».

На вопрос, почему после окончания школы не осталась и дальше жить у бабушки, с детскими интонациями в голосе пояснила: «Хотела быть с мамой, очень скучала по ней, думала, что все будет нормально, потому что мама говорила, что папа не пьет», а также потому, что «надо было заниматься с мамой подготовкой к вступительным экзаменам в ВУЗ». Сообщала, что после возвращения домой почувствовала, что почему-то «папа» стал еще хуже относиться к ней, чем раньше, «кричал по пустякам, мог по спине хлопнуть, дать пинка». После настойчивых расспросов, крайне неохотно, смущаясь, сообщила о том, что на протяжении последних двух лет отчим несколько раз «тискал» ее в коридоре, заходил в ванную, когда она мылась, мог ущипнуть за грудь, ягодицы. С дрожью в голосе говорила, что незадолго до случившегося «папа пытался снять» с нее кофту, «трогал за грудь», тогда «дико пугалась», допускала, «что если бы не пришла вовремя мама, могло произойти все, что угодно». После этого стала бояться возвращаться домой до прихода матери, находиться с отчимом наедине, так как он «стал относиться еще хуже», ничем тот случай не напоминал, однако стал «заметно нервничать» в ее присутствии. О том, как будет жить дальше, старалась не задумываться.

При расспросе о событиях правонарушения К. становилась подавленной, плакала, повторяла сказанное на допросах. Указывала, что на ее просьбу не мешать готовиться к экзаменам отчим «сильно разозлился», закричал: «Сейчас я откручу тебе голову, малолетка», начал бить по голове. Говорила, что дальнейшие события помнит сумбурно, отрывочно, помнит, как «мама увела его в комнату», как сама «стала быстро переодеваться, чтобы убежать из дома», испытывала сильный страх, «чувствовала, что может произойти все, что угодно»: «он мог избить, покалечить, даже убить». «Папа застал меня в коридоре, когда я надевала кеды, и ударил головой об стену, тянул за кофту, волосы, бил по голове, от удара в живот начала задыхаться, когда маме удалось его удержать, я побежала на кухню, чтобы спрятаться, через мгновение он вбежал, закричал: "Я убью тебя", начал сильно бить по голове, схватил за волосы…после его слов поняла, что живой не останусь, он таким никогда не был…лицо у него было страшное: глаза бешеные, его передергивало…я испытывала дикий ужас». Как в руках оказался нож, объяснить не могла, момент нанесения удара также не помнила, говорила, что «увидела в руке нож, на котором была кровь, бросила его», потерпевший «стоял напротив и что-то говорил», в этот момент «чувствовала себя плохо, в глазах мерцало, было больно на свет смотреть, в одних местах было темно, в других ярко, всю трясло», «не понимала, что произошло». Удивлялась, что не слышала лай собаки, которая всегда «бурно реагировала» на ссоры.

Бросилась к выходу, «хотелось быстрее убежать отсюда, скрыться, было страшно», не понимала, как оказалась у подруги, «отрывочно» вспоминала, что «сильно бежала», бесцельно блуждала по дворам, «где-то сидела на бордюрчике», окружающую обстановку не фиксировала. Не могла сказать, была ли на ней обувь, но отмечала, что через 2 дня после случившегося обнаружила, что ноги «сбиты в кровь, почти до мяса», удивлялась тому, что при этом «не чувствовала боли». Что происходило в доме подруги, также помнила «смутно»: «всю трясло, было страшно…давали пить чай, успокоительные таблетки, что-то спрашивали», когда легла спать, «слышала писк в ушах, шорох одеяла», «тошнило». Наутро чувствовала себя «плохо», по-прежнему тошнило, болела голова. По ее словам, «было ощущение, что что-то случилось, позвонила деду и спросила, все ли дома в порядке», после того как дед все рассказал, «не могла поверить в происходящее».