Анализируя клинический случай, следует сделать вывод, что Я. каким-либо хроническим расстройством не страдал ранее и не страдает таковым в настоящее время. В период инкриминируемого ему деяния у Я. на фоне субъективно сильного психотравмирующего события в виде угрозы его жизни, при массивной алкогольной интоксикации развилось временное болезненное расстройство психики в форме психогенной острой реакции на стресс (F43.0, по МКБ-10), или патологического аффекта, согласно взглядам отечественных судебных психиатров. На это указывают сведения о внезапном изменении в тот период его психического состояния с утратой критики, суженностью сознания, фрагментарностью восприятия (помнит отрывочно, как меняющиеся слайды, вспышки в голове), внезапно возникшим психомоторным возбуждением с автоматизированностью, стереотипностью агрессивных действий в отношении потерпевшего, его дезориентировкой в окружающем (помнит, что драка была на тропинке, а как очутился возле забора, где пришел в себя, – не помнит), нарушениями восприятия («потерпевший казался больше, чем на самом деле», «запомнилось его искаженное лицо»), выраженным аффектом страха, нарушением связности мышления (ощущал в голове пустоту, крутилась лишь одна мысль: «я убил»), а также данные о внезапном окончании указанного психотического состояния с наступлением постпсихотической физической астении, сном, частичным запамятыванием периода инкриминируемого ему деяния с последующим чувством отчуждения содеянного, деперсонализационно-дереализационными переживаниями («ватность» тела, нереальность событий, отстраненность от них), в дальнейшем нелепым, неадекватным, гиперактивным поведением (предлагал вахтеру закопать труп, хаотично доставал и прятал пистолет, нож).
Указанное временное болезненное расстройство психики лишало Я. способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий в период инкриминируемого ему деяния. Я. не мог понимать и осознавать тот момент, когда прекратится посягательство на него со стороны потерпевшего. В настоящее время по своему психическому состоянию он может осознавать фактический характер своих действий и руководить ими, правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них показания. В применении к нему принудительных мер медицинского характера Я. не нуждается, т. к. перенесенное им болезненное состояние психики не имеет тенденции к спонтанному повторению, не требует профилактического лечения, он не представляет социальной опасности для себя или других лиц.
В дискуссионном порядке можно допустить, что в момент совершения правонарушения Я. находился в состоянии физиологического аффекта, развившегося на фоне простого алкогольного опьянения. Об этом, казалось бы, свидетельствует трехфазная динамика протекания эмоциональной реакции: фаза накопления эмоционального напряжения с восприятием ситуации как безвыходной; фаза резкого, взрывного роста эмоционального возбуждения с субъективно неожиданной разрядкой эмоционального возбуждения на фоне суженного сознания с фрагментарным восприятием наиболее травмирующих моментов, а также снижением уровня регуляции поведения, о чем свидетельствует множественность стереотипных, несвойственных структуре личности Я. агрессивных действий; фаза глубокой психической и физической астении со специфическими феноменами выхода из данного эмоционального состояния с последующим, вслед за осознанием тяжести и непоправимости содеянного, развитием острой личностной реакции с признаками дезорганизации мыслительной деятельности и поведения. Вместе с тем это допущение противоречит вышеприведенной аргументации возникшего на фоне острой конфликтной ситуации кратковременного психотического состояния.
Отмечаемые в данном уголовном деле и в актах экспертиз некоторые расхождения в описаниях деталей инкриминируемого деяния с описаниями этого же события при последнем освидетельствовании достаточно часто встречаются при экспертизах «на момент деяния». Объяснения этих расхождений могут быть разные. Они могут зависеть от профессиональной квалификации следователя, производящего допрос (в том числе от его знаний судебной психиатрии, позволяющих выяснять необходимые для экспертов вопросы), от психического состояния допрашиваемого, от времени, прошедшего после самого деяния.
Возникшее у Я. после содеянного состояние с дезорганизацией мышления и резко сниженным фоном настроения оказало влияние на его способность давать показания на предварительном следствии. Это выразилось в неполноте показаний, отсутствии четкости в указании конкретной мотивации совершения определенных действий; в недостаточной вербализации при описании важных составляющих его состояния и особенностей его эмоциональных переживаний в исследуемой ситуации (в частности, в показаниях Я. не отражены испытанные им в момент неспровоцированного нападения Ш. болевые ощущения и состояние сильного удушья, переживания ужаса, страха за свою жизнь, а главное – расстройств восприятия), а также в разноречивых объяснениях на предварительном следствии своего защитного поведения с попытками совладать с конфликтной ситуацией, не нарушая просоциальных, адекватных морали, Уставу и Закону норм (именно отсутствием у Я. агрессивных намерений, желанием Я. предотвратить драку объясняется его действие: отошел к забору, предоставив Ш. возможность свободного продвижения).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу