Текелински - Цивилизация. Зодчие духа. Созерцатель

У всего существующего на земле, свои истины и свои заблуждения. И «камера обскура» у каждого своя. Всякая однозначность в этом отношении есть провокация, пропаганда монотеизма, и несёт в себе лишь ограниченность. Истина никогда не прикреплялась к одному из полюсов, она всегда парила между полюсами, и вибрировала, разнося в пространстве свою совершенную музыку. Но надо понимать в чём находит западная цивилизация свою «камеру обскура», и в чём восточная находит свою. Истина скрывается именно в неоднозначности этих «камер», в их не смешиваемости, и понимании той абсурдности сравнивания и определения полезности одной, против другой, в историческом контексте нашего социального миропорядка.

Итак, Западная пантеокультура. Её главной особенностью служит рациональная очевидность, и приоритет этой очевидности, над всеми иными умозаключениями. Здесь царит твёрдая убеждённость в том, что мир внешний – рационален и закономерен, и потому жизнь всякого здесь должна быть выстроена и скроена по этим лекалам. Здесь всякое понимание счастья зиждется на порядке, и неотделимо от этого порядка. Человек здесь убеждён, что настоящее счастье можно получать только путём предсказуемости и уверенности в завтрашнем дне. Уверенности в будущем, которое зависит от порядка и слаженности всех действий и помыслов. И для него нет иных альтернатив, как строить свою жизнь в соответствии этим своим убеждениям. Но вы спросите, в чём же здесь срыта «камера обскура»? И я вам отвечу, тем более, в отличие от обозначенной мною противоположности, здесь всё достаточно просто. Человек убеждённый, что, набив свои лабазы зерном, и построив отопительную систему, выстроив свою жизнь и приведя в порядок, он застрахован от всех возможных катаклизмов. И в каком-то смысле это действительно так. Но только до той поры, пока в дело не вступает сама природа, с её напором, непредсказуемостью и произволом. Человек построив танк, полагает что, идя в бой, защищён от «дурных пуль», и не желает даже думать о том, что этот танк провоцирует врага на применение более мощных орудий. И на самом деле танкист сидящий в танке, на поле боя ещё менее защищён чем простой пехотинец. Так, чем более рационально надёжно защищает себя человек, тем сильнее в его отношении натиск внешней дискриминирующей природы. И самыми страшными и разрушительными бурями здесь на самом деле являются даже не те классические катаклизмы внешней природы и козни внешних врагов, но катаклизмы внутренние, – те бури и штормы, зарождающиеся в душевном агрегативе каждого человека, и грозящие перевернуть изнутри всё с ног на голову. В нас, в душе каждого из нас, спит мятежная природа всего естества мирового макрокинеза. Каждый из нас часть этого глобального мироздания, мы капли бескрайнего океана, и несём в себе всю латентно укрытую пантемиду этого мира.

Человек западного умозрения убеждён, что строя механизмы и конструкции различного плана, что, подчиняя себе природу внешнюю, завладевая законами внешнего физического мира, (а что, как не владение заключено в рационально-аналитическом познании, во всяком научном познании), он, тем самым ставит все свои приоритеты на пьедестал этого мира. И это и есть его «камера обскура». Здесь по-настоящему заслуживающим внимания и ценным является то, что для по преимуществу идеального воззрения восточной пантеокультуры, является лишь второстепенным. То, на чём строит свои основания западная пантеокультура является лишь заблуждением для восточной. Ибо эти основания, для неё также иллюзорны, как иллюзорна всякая предсказуемость и основательность самого феноменального мира. И в этом заключена разница этих «камер обскура». Ведь та глубокая идеализация мироздания присущая по преимуществу восточным пантеокультурам, для западного умозрения является также сплошной иллюзорностью. Для него, здесь не существует вообще никаких настоящих оснований. Всё лишь эфемерность, и в сути своей бесполезная фантомность. Тонкий мир, для западной цивилизации вырастает из монолитного камня грубого инертного мира, и является по сути лишь тонким запахом, лишь креативным олицетворением этого «монолитного камня». И все созерцательные умозаключения восточной пантеокультуры, для него являются лишь простыми инсинуациями не заслуживающими никакой серьёзности.

Восток смотрит на мир иначе. Он смотрит на него через свою «камеру обскура», через глубину своего душевного состояния, через призму совершенства и красоты своей внутренней природы. И самым важным для него является именно это состояние, – состояние его душевного агрегатива, где невозможно ничем завладеть по-настоящему, невозможно ничего выстроить в линейку, невозможно подогнать под общее лекало. Главенствующими мотивами здесь необходимо всплывают нечто противоположное всякой целесообразности, всякой законченности и объективности. Здесь не существует границ, а значит не существует и царей, и правителей, не существует никаких иных авторитетов кроме собственного глубокого чувства. И вся спонтанность, непредсказуемость и запредельность этого мировоззрения, опирается только на минуту во времени, и точку опоры в пространстве, принадлежащие одному единственному душевному агрегативу, одному единственному сознанию. Наиболее ярко и непосредственно всё это отражено в «дзэн буддизме», как воплощении восточной ментальности, несущей в себе самые сакральные латентно укрытые основы человеческого духа и его архаического и «рафинированного» естества.