Дженни Мэнсон - Что это значит - быть собой?

Мои родители, оба дети беженцев из восточной Европы, были вторым поколением людей, переселившихся в Англию в начале девятнадцатого века. Они сделали это, чтобы спастись от преследований и избежать довольно бесперспективного будущего. Оба родителя в свою очередь воспользовались возможностями, которые предоставила им эта страна, особенно в плане высококачественного бесплатного образования вплоть до университетского уровня, и они всегда осознавали это.

У моей матери, выросшей в большой семье, живущей в благородной нищете, было очень нелегкое детство. Ее отец из-за катаракты много лет прожил практически в полной слепоте, и я не уверена, как много он мог при этом работать, а потом в возрасте сорока пяти лет он умер, когда моя мама была еще подростком. Будучи взрослой, она имела сильный характер, была полна любви и хороших идей, с ней всегда было весело, но в то же время ей была свойственна самовлюбленность. Она была умной, но недостаточно организованной, поэтому ее разговор мог непредсказуемо перескакивать с одного на другое. Кроме того, я всегда боялась ее изменчивого настроения и противоречивых поступков, когда она металась между радостью и гневом. Я никогда точно не знала, чего от нее ждать, но, к счастью, ее способность любить всегда помогала ей уравновешивать неприятные ситуации. Только став взрослой я смогла понять, как довольно тяжелый жизненный опыт повлиял на ее поведение, и теперь осуждаю ее гораздо меньше.

Мой отец, наоборот, был мягким и неизменно добродушным, излучающим почти ощутимое тепло. Он тоже обладал острым пытливым умом, а также интересами, которые варьировались от оперы до политики, от прогулок по холмам до фотографии. Он был точкой равновесия в нашей семье. У меня сохранилось воспоминание только об одном случае, когда отец был раздражен. Это произошло в самом конце продолжительного пути во Францию, кода на заднем сиденье машины разместилось наше беспокойное семейство. Если мое представление о нем покажется идеалистическим, то в свое оправдание я могу сказать только то, что те немногие люди, которые все еще помнят его, имеют о нем точно такое же мнение.

Моя сестра была младенцем, когда мы переехали в Харрогейт. Мои воспоминания о ней очень разрозненны. Я помню, как мать подносит ее к окну родильного отделения в Уэлвине вскоре после ее появления на свет, чтобы я могла увидеть ее (так как детям не разрешалось заходить в палату), как я помогаю заботиться о ней, бегая за пеленками, подгузниками и тому подобными мелочами. У нашей малышки были шелковистые темные кудри и лицо, похожее на отца. Она делала все, как положено, и в нужное время, и все нежно любили ее. У нас есть большая черно-белая фотография моей сестры, сделанная чуть позже моим отцом, на которой она изображена в профиль в тот момент, когда, поднявшись на носочки, пытается дотянуться до какого-то предмета на столе. Это те вещи, которые я помню. Моя сестра умерла в полтора года, когда ворот ее ночной рубашки зацепился за выступ, торчащий на краю откидного бортика кроватки. Чувство опустошения, царившее тогда в семье, помнится мне так, будто это было вчера. Я помню, как на следующее утро родители сидели у моей кровати и ждали, когда я проснусь, чтобы сообщить мне эту новость. Я никогда не забуду, как моя мать буквально с ума сходила от горя и чувства вины, как страдали отец и бабушка с дедушкой, а также я сама. Заслугой моих родителей является то, что они не исключили меня из происходящего, и в свои восемь лет я была полностью в курсе семейного несчастья. Но они и не могли защитить меня, и я злилась на потерю и упадок сил.

Когда после катастрофы прошло больше года, нам удалось выйти из кризиса наилучшим способом, так как моя мать, которой было тогда сорок два года, родила двойняшек, мальчика и девочку. У меня снова появилась семья, и мы все вместе смогли двигаться дальше. Я смутно помню активность, вызванную появлением младенцев, а также оживление и замешательство, когда они превратили ранний средний возраст моих родителей в сплошную суматоху. Сколько бы радости ни приносили эти детишки, постоянных забот и хлопот с ними было куда больше. На самом деле забот оказалось так много, что на первые несколько лет матери пришлось нанимать помощниц, которые жили вместе с нами. Это были девушки из Йоркшира, которые носили зеленую нейлоновую форму с белыми эластичными нарукавниками и были довольно расчетливыми, но при этом все свое время посвящали двойняшкам. Кавалером одной из них был поляк, на двадцать лет старше ее самой, который часто приходил к ней в гости. Он был военнопленным и мог рассказать массу увлекательных историй о своих боевых подвигах. Поляк обладал довольно приятной внешностью и галантными манерами. Я слышала, что впоследствии они поженились, но их брак не был успешным, и это не удивительно, учитывая глубокое расхождение во взглядах.