Алекс Ведов - Вверх по течению. Записки аутсайдера

Мне даже сложно объяснить эту неприязнь. Всё это, конечно, ничего общего не имеет с пресловутой классовой ненавистью. Как бы я себя самого ни оценивал, такое основание нахожу воистину плебейским. Тут другое. Наверное, то, что это всё демонстрация чего-то такого, что к настоящему достоинству личности, к лучшим человеческим качествам не имеет никакого отношения. Но преподносится именно как что-то самоценное, достойное восхищения и даже поклонения.

Поэтому и умиление по поводу того, как жили аристократы прошлого, как они развлекались и у кого какие были владения, мне тоже абсолютно чуждо. Когда я слышу слишком подробный и обстоятельный (обычно с восторженными нотками в голосе) рассказ экскурсовода на данную тему, в моём сознании начинает тлеть злой огонёк вопроса: ну и что? Какое отношение всё это имеет ко мне и моим близким? Какое, по большому счёту, мне должно быть дело до их родословных, междоусобиц, псовых охот, нарядов, пиров, балов и прочего?

В моей жизни, как и в жизни моих современников, места всему этому нет и быть не может в силу совершенно неумолимых причин. Так что же, я или кто бы то ни было должен по этому поводу испытывать чувство некоей собственной ущербности по сравнению с ними? Разве тут обязательно подобострастное мление: «эх, жили же люди…»? Разве это причина жалеть, что я не жил в ту эпоху, будучи представителем привилегированных сословий? а еня всего этого _____________________________________________________________________________________________________________Это прошлое, оно давно и безвозвратно ушло, а мне подсовывают эту труху в позолоте и ожидают, чтобы я восторгался ею за компанию с другими. Вот уж дудки!

То же самое чувство возникает у меня, когда пережёвывают какие-нибудь факты из жизни какого-нибудь «великого князя». Вот он путешествовал там-то, имел такие-то поместья, взял в жёны такую-то, у них родились те-то, которые, в свою очередь… Хотя никто из тех, о ком речь, человечество по большому счёту ничем не обогатил. Они просто коптили небо точно так же, как и миллионы их менее родовитых и именитых современников.

Не принимаю совершенно, когда к имени и титулу кого-то из них упорно цепляют прилагательное «великий». Это только потому, что он отпрыск (определённо, есть что-то уничижительное в данном слове) знатного рода? Насколько я понимаю, подлинное величие относится не к происхождению, а к свершениям. И характеристику «великий» надо заслужить. Я понимаю, великие – это Менделеев, Пушкин, Моцарт, Ньютон, Шекспир, Микеланджело, Гиппократ, Архимед… А эти-то чем велики?

Не понимаю я этого повышенного интереса к биографиям и генеалогическим деревьям титулованных особ, хоть и царским. Идеологически нагруженная словесная возня и суета вокруг династии Романовых или там Рюриковичей мне всегда представлялась чем-то напыщенным, высосанным из пальца и совершенно не заслуживающим столько внимания и словопрений.

Может, я чего-то важного не осознаю. Может, и вправду без знания этого полноценную жизнь не прожить. Но всё-таки думается мне, люди склонны переоценивать значение любой власти в своей жизни. Отсюда такой интерес к её представителям, хоть бы оно того и не стоило.

*

Блатная лирика . Всё это надрывно-истеричное нытьё про шальную юность, тяжёлую судьбу, дальнюю дорогу, казённый дом и прочее – не приемлю. Такое, с позволения сказать, творчество, как бы призвано показывать, какая на самом деле тонкая и трепетная душа у гопника и блатаря, которого таким сделала злая судьба. Но не дай бог нормальному человеку попасться толпе обладателей этих тонких душ в тёмном переулке.

Чуть забегая в сторону: думаю, многие их этих обиженных судьбой и обездоленных «выходцев из низов» на самом деле относятся к наиболее опасным типам. Если им дать возможность в массовом порядке поквитаться с обществом за свою обездоленность и обиду на жизнь, то есть восстановить справедливость, как они её понимают, – мало не покажется никому. Именно это и происходило во время революций (и сразу после) на улицах крупных городов. История примеры знает.

И ещё вот этот речитатив «за жисть», исполняемый приглушённым хрипло-брутальным голосом с неизменной устало-пасмурной интонацией под монотонно-примитивный и заунывный мотив. Это уже музыкальный продукт для бывалых, заматеревших гопников, имеющих уже криминальный опыт и «понятия настоящих пацанов». Как бы музыкальное выражение «чисто-пацанского» отношения к жизни. В нём не звучит жизнь, в нём слышна смерть. И некрофильское удовольствие от звучания мотивов насилия и смерти. Это даже не профанация лирики, а её какая-то жуткая инверсия в тёмную сторону.