Но ведь я не произнес их вслух, и как я могу сам себе доказать, что я действительно думал их?
У меня очень много недоверия к себе. Я боюсь придумывать и фантазировать. Речь идет о слишком важных для меня вещах. Речь идет обо мне самом. И я хочу правды, какой бы она ни была. Мне нужна правда, а не фантазии о себе, как бы прекрасны они ни были. Честно скажу, не со всякой правдой мне будет легко примириться. Но я, по крайней мере, попытаюсь ее добыть.
И я останавливал полет фантазии, обрывал приходившие в голову связи между картинками в голове и возникавшими мыслями.
Поэтому многое я просто не записал.
Но я записал про одно потерявшееся слово – слово, которое обозначает тех, кто проводит допрос. Я как будто не помнил, как это назвать, я составил слово «пытатель», соответствующее по конструкции словам torturador или torturer. Были и другие составленные на скорую руку слова, но именно это первое поразило меня до глубины души – тем, что оно было абсолютно прямолинейным выражением вкладываемого смысла, но в то же время абсолютно нелепо звучало по-русски.
И оно меня испугало. Это слово было настолько страшным, что я так и не смог его произнести. Поэтому у меня нет свидетелей, что я его думал.
Но я знаю.
Этого было уже достаточно для первого раза, и мы закончили.
У меня на губах остался привкус этих страшных слов, а в глазах и в сердце – морской свет и пишущая машинка, и этого хватило, чтобы на какое-то время я перестал сомневаться в том, что я существую на самом деле.
У меня было дело.
У меня была радость.
Я был.
«„Для ориентировки в знакомой комнате в темноте мне достаточно дотронуться рукой хотя бы до одного предмета, местоположение которого я помню“. Правда, ориентация по памяти рискованна, ведь достаточно кому-то случайно или нарочно переставить предметы в, казалось бы, знакомой мне комнате, замечал Кант, и он потерян. Согласно Канту, на помощь тут приходит более надежная форма ориентации по собственному телу: „Однако всё же вскоре я буду ориентироваться благодаря одному лишь чувству различия двух своих сторон, левой и правой“».
Дина Гусейнова
Неокончательный диагноз. Между Кантом и Саксом
Когда он пытается определить свое местоположение в мире, свое состояние в нем, что может быть ему ориентиром? Мнения, трактовки, объяснения, истолкования и интерпретации – научные или фантастические – других людей? Но даже вооруженные всеми знаниями современной науки (а кто знает, каков действительный объем знаний современной науки!) – они видят только то, что им видно снаружи. Он смотрит изнутри. Они могут предлагать ему свои версии – он не может положиться на их понимание и прозорливость, потому что возможно множество нюансов, которые недоступны их восприятию. И точно так же ему недоступны теоретические – и практические, но внешние по отношению к нему, – знания, которыми владеют они. Кроме того, существуют их собственные ограничения, влияющие на их восприятие.
Однажды он пришел к психиатру и пожаловался на то, что не может относиться к себе иначе как к мужчине. Думает о себе в мужском роде, ожидает от себя мужских реакций, страдает, что никто другой не видит его так.
Психиатр сказала: возможно, это климакс.
В тридцать лет – не рановато ли, усомнился он.
Ранний климакс, сказала она.
Многие подобные беседы со специалистами научили его осторожнее принимать их мнения, подобные переставленному стулу в темной комнате: если попытаешься ориентироваться по нему, будешь натыкаться на предметы, получая синяки и ссадины в самых чувствительных местах.
Да, только и исключительно на собственное «лево» и «право» он может положиться, их никто не переставит…
Кроме него самого.
Оливер Сакс и Крис Фрит лишили его покоя невинности. Он знает, что его мозг запросто может обманывать его самого, причем не только в случае органических поражений, но и в штатном порядке. Нейрофизиологи рассказывают жуткие вещи, не читайте их на ночь: собственный мозг как безумный диктатор или как тайное правительство и масонский заговор – это пострашнее войны миров и зомби-апокалипсиса. Захватчик уже всё захватил и рулит, и даже сейчас, когда вы читаете эти разоблачительные строчки, он влияет на ваше восприятие, внушая вам отнестись к этой информации как к бреду или шутовскому преувеличению…
Да, это шутовское преувеличение. Но ведь есть что преувеличивать.
Одним словом, Лу понимает, что запросто может незаметно для себя поменять местами свое «лево» и «право» и остаться в убеждении, что всё в порядке, никаких нарушений восприятия нет. И так, полагаясь на собственное восприятие, он может очень глубоко заблудиться, и только добрый доктор психиатр сможет найти его в этой темной комнате… если повезет.
Читать дальше