Андрей Попов - Феномен смерти в трансперсональной психологии

Оказалось, что наши болезни есть естественный результат нашего же мировоззрения, то есть порождены самой цивилизацией, которую мы понимаем как единственно возможную. В культурных традициях других народов хоть и нет такого экономического и научного роста, нет и наших болезней, или они лечатся более эффективно, чем можем это мы. Я не говорю о синдроме Дауна или об эпилепсии, речь о таких расстройствах, как фобии, депрессии, саморазрушающее поведение и других бедах развитого общества.

И тут возникает логичный вопрос: возможно ли, живя в условиях нашей привычной цивилизации, не страдать от тех психологических проблем, которые она с собой несёт? Оказывается, да, возможно. Но для этого нужно несколько расширить границы нашего восприятия и внести дополнительно целый ряд допущений, непривычных нашему наукообразному мировоззрению.

Современная наука вообще отрицает, что мир устроен так, как нам привычно кажется. Мир вокруг нас – это та картинка, которую рисует наш мозг для успешного приспособления и выживания нашего организма, однако мир гораздо сложней и многообразней. Поэтому вернее будет брать за основу не принцип научно-ненаучно, исходя из объяснимости феноменов, а принцип работает-не работает, невзирая на нашу способность это объяснить. То есть факт первичен, а наша способность его объяснить и понять вторична.

Так как мы рассуждаем о психологии, предлагаю вспомнить, что интроспективный метод изучения, то есть наблюдение за собственной психикой, является наиболее эффективным для её глубокого исследования. Современное понимание здоровья во многом опирается на ощущения самого пациента, и это нормально, когда человек не относится к себе как к биологическому механизму, а находится в контакте с собственным внутренним миром.

Далее, если мы хотим воспользоваться чужим опытом, то разумно будет допустить, что иная система ценностей тоже имеет место. Так как в подавляющем большинстве архаичных культур самым важным аспектом жизни человека считалось то, что мы называем «духовным», то стоит обратить на это более пристальное внимание.

Если материальным миром заведует наука, то духовным – религия. Она возникла именно как способ организации духовного опыта и накопила огромный багаж практических знаний. Те, кто занимаются исследованием религий, знают, что всякое учение есть лишь попытка объяснить некоторый мистический опыт, без которого религия не имеет смысла. Вернувшись теперь к привычному научному подходу, мы можем допустить, что в религии, помимо всего прочего, существует опыт того, как при помощи некоторых практик лечить те или иные психологические расстройства. То есть религиозный опыт может быть основанием для научного изучения, и слепо отвергать его неразумно.

Другими словами, я предлагаю взглянуть на человека не как на материально-информационный объект, а глазами носителя более архаичной культуры, то есть как на обладателя души. Нам не важно, существует ли душа на самом деле, достаточно того, что каждый может её почувствовать, и могут быть технологии, позволяющие её исцелить.

Народная традиция передаёт мудрость поколений из глубины веков через фольклорные формы – сказки, песни, былины, орнаменты и так далее. Они чрезвычайно живучи, и передаются практически всеми носителями культуры как нечто важное. В детстве мне очень нравились фольклорные мотивы, каким-то образом я хорошо сепарировал народную традицию от художественной. Настоящая сказка вызывает доверие, она будоражит воображение и умиротворяет душу одновременно, словно раскрывает какие-то глубокие тайны мироздания. Меня очень вдохновляли и одновременно поражали истории с чудесным исцелением или волшебной трансформацией героев, происходящие по каким-то неведомым магическим законам, сути которых я никак не мог уловить. В частности, внимание привлекал повторяющийся мотив живой и мёртвой воды, когда мёртвая вода исцеляет тело от ран, а живая воскрешает. Позже, изучая фольклор и религиозные мотивы древности, я находил параллели с этой идеей и интуитивно ощущал, что за этим стоит какой-то опыт или такие представления о мироздании, в которых такое возможно. Сам феномен смерти как средства обретения целостности несёт в себе парадоксальную логику, так же как описания воскрешения после путешествия человека по загробному миру: от «Эпоса о Гильгамеше» до сказки «Гуси-лебеди». Мотив слишком устойчив и распространён, чтобы просто списать его на солярную мифологию, разросшуюся в представлении ребёнка до масштабов реальности. К тому же у меня был опыт встречи с «чудесными исцелениями» во взрослой жизни. Работая в Православной церкви, время от времени я сталкивался с феноменами сверхъестественных событий, и не в рассказах добрых старушек, а видел происходящее своими глазами. Каждое из них можно было объяснить случайностью или сочетанием каких-то обстоятельств, но когда такое происходят регулярно, то поневоле обретает очертания непознанной закономерности. Служители относили необычные события, связанные с исцелением болезней или с серьёзными переменами в судьбе, привычках или характере человека, к сверхъестественному влиянию духовного аспекта религии и отказывались от своего авторства.