Иоланта Домбровская - Культурно-историческая психология юмора

Историко-филологические исследования слова «юмор» показывают, что в античности слова, обозначающего то, что мы сегодня называем юмором, не было. Само слово «humor» было, но оно обозначало «жидкость, влага» (напр.: Черных, 1994, с.459). Это слово было позаимстововано из обыденной речи медициной и превратилось в понятие «гуморов», определяющих темперамент, а в современной медицине стало понятием «гуморальной регуляции».

Согласно Л. С. Выготскому, «слово почти всегда готово, когда готово понятие» (Выготский Л. С., 1982б, с.19). Понятие о юморе в античности не было «готово». Это позволяет поставить вопрос о закономерностях культурогенеза юмора в ходе истории.

Стадия биогенеза смеха и улыбки и их первичной социализации

Анализ первых упоминаний о «смеховом» позволяет выделить две основные предпосылки юмора: 1) комическое, смешное и 2) смех.

Предпосылки юмора характеризовал Аристотель. Так, «смешное – это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющее страданий и вреда, как, например, комическая маска» (Аристотель, 1998, с.1070). Предполагалось то, что люди осмысленно смеются именно над комическим. По Платону, смех может быть направлен на что угодно и может быть амбивалентным.

В феномене осмысленного смеха пересекаются и встречаются биологическая способность к смеху и идеальная способность к комическому восприятию. Согласно Л. С. Выготскому, это можно интерпретировать как то, что в юморе встречаются две линии развития человека – натуральная и культурная. А они являются основой высших психических функций. Юмор уже на заре своего культурогенеза развивается как психическая функция. Но на первой своей стадии, в соответствии с закономерностями формирования высших психических функций, описанными Л.С.Выготским, она выступает не как индивидуальная психическая функция, а как особая социальная активность. Согласно А. Г. Асмолову, этот социальный прототип юмора выступает как феномен преадаптации, то есть возникновения в эволюционирующей системе полезных признаков до того, как они стали этой системе действительно полезны. (Асмолов, 2001, с.39).

Комическое восприятие и смех впервые «встречаются» в массовых действах: в античных празднествах – сатурналиях и дионисиях, в античном театре (например, при массовом просмотре комедий Аристофана), при восприятии речей ораторов (например, Цицерона), особенно в импровизированных театральных действах, когда ватаги ряженых бегали по пригородам – «komos» – к которым восходит этимология слова «комическое» (Аристотель, 1989, с.350). Сама этимология слова комическое, восходящая к komos (пригородам), задает стандарты формирования смехового и юмора. Комическое – это не магистраль культуры, а ее «пригород», «обочина», некоторый обходной путь. Ватаги ряженых, бегающие по этим пригородам и смешащие людей, задают стандарт социальности юмора.

В древних комических действах смеховое и зарождающийся юмор выступают как свойство вида Человек, разделенное между людьми. Юмор не осознается отдельным человеком как юмор. Он существует в виде понятия о смешном, которое эксплицировал Аристотель. А смех – биологическая реакция, он представляет собой «натуральную», природную основу юмора. Связка смеха и комического позволяет юмору постепенно отрываться от биологической основы за счет социальности смеховой деятельности и идеальности комического образа.

Цицерон мало пишет о смехе как таковом, но он формулирует «нормы» и функции шуток для их применения в ораторском искусстве. Он считает, что «в шутке первым делом надо соблюдать меру» (Цицерон, 1972, с.178). А воздействие шутки может быть следующим: шутка вызывает расположение к тому, кто шутит, она может восхищать, она может опровергать противника или «показывает самого оратора человеком изящным, образованным, тонким» и «она разгоняет печаль, смягчает суровость, а часто и разрешает шуткой и смехом такие досадные неприятности, какие нелегко распутать доказательствами» (Цицерон, 1972, с.178).

А Овидий даже учит смеяться: «открывать рот при смехе надо умеренно: на щеках должны быть видны две ямочки и нижняя губа – чуть-чуть приоткрывать низ верхних зубов… Смех должен быть… легким и чем-то женственным для уха!» (Овидий Назон, 1998, с.350; цит. по Станкин, 2003).

В Средневековье улыбка поощряется более, чем громкий смех. Она привязывается не к комическому образу, а к образам Христа и Мадонны. Связь улыбки и воспринимаемого идеального образа святости способствует развитию способности к психическому отражению и задает предпосылки формирования способности к обращению «улыбки» (и юмора) на самого себя, способствует индивидуализации смехового в дальнейшей истории.