Виктор Ильин - Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis. Монография

Экзистенциальный акт и мотивация образования «Мы» распадается на случаи:

• непосредственное индивидуальное общение tet-a-tet, именуемое Шюцем Umwelt;

• анонимное, функционально опосредованное общение при отыгрывании социальных ролей – Mitwelt.

Оба типа общения строго разнесены по локусам обмена деятельностью, выход за границы которых обусловливает гиперболизацию (фамильярность) либо десикацию (тоталитарная корпоративность) «Я».

Уровень «Они» . Ассоциативный модус субъективности, получаемый как оппозиция соучастной общности «Мы». «Они» выявляется и проявляется на сравнительной основе целеустремительных тенденций, а именно: где мотивации (а) «для того, чтобы» (цель) и (б) «потому, что» (обстоятельства) корректируются диалогическим отношением ипостасей, неслиянное единение личностей («Мы») заменяется контрагентным. В последнем основное – не допустить упирающуюся в неразрешимость бескомпромиссно стальную безотчетность, влекущую проживание жизни навыворот. Истребительные противопоставления «Я» – «Мы» и «Мы» – «Они» обрекают на бесцветно-невменяемые тупики эгоизма, когда то «Я», то «Мы» ничего не должны, свободны, делают, что хотят.

Равнозначимость уровней субъектности указывает на характерный факт: отсутствие унитарной онтологии антропологии. В прямом и самом точном значении слова онтология антропологии – подвижна, текуча, полимерна. В зависимости от способа представленности, заявленности субъекта попеременно радикализуются мономы: «Я», «Ты»; биномы: «Я» – «Ты», «Мы» – «Они», «Я» – «Мы», «Ты» – «Мы», «Я» – «Они», «Ты» – «Они», «Мы» – «Они»; полиномы: многообразие диад, триад, тетрад и так далее с разветвленной п-местной типологизацией ипостасей эго, альтер эго, общностей («Мы»), оппозиций («Они»); «Я» – «Ты» – «Он» (Флоренский), «Я» – «Ты» – «Мы» (Соловьев, Франк) и т. д.

Заслуживает, следовательно, всяческой поддержки высказанная А.И. Уемовым, Ю.А. Урманцевым, В. И. Фалько перспективная идея многоместных классификаций антропной реальности. Системная онтология человеческого, жизненного фиксируется не плоскостными, линейными, а объемными образами с использованием голограмм, тетраграмм, пентаграмм, булевых решеток, мультиплетов и т. д.

Антропная хроногеометрия. Порядки взаимного сосуществования и последовательного существования в антропологии выражены не физическими и социальными величинами, а человеческими значимостями – перманентно созидаемыми выразительными судьбическими формами. Романтика необозримой натуралистической человекоотстраненности антропологии чужда. Антропный смысл явлений не в вечном, этот смысл – в скоротечных жизненных хронотопах – мгновениях 68.

Антропное пространство. В задании метрики пространства ра-дикализуются не интервалы между точками, а их гуманитарная наполненность, экзистенциальная напряженность, апокалиптический эффект, судьбоносность. В задании топологии пространства стандартным представлением множества X, между точками и подмножествами которого определено предельное отношение (отношение дистантной близости), поступаются. Антропные пространственные размерности (локусы) могут быть сколь угодно несопряженными – не имеющими окрестностей, соприкосновений, замыканий. Ключевыми метафорами здесь выступают понятия, отображающие внутри-субъектные доминанты, как то: моральное терзание, гамлетовский жар, ледяное отчуждение, романтический надрыв, нравственный разлом, разрыв с миром, верность долгу и т. д., произрастающие на зафлаженном поле человеческой жизненной драмы.

Антропное пространство, параметры которого имеют сентиментальный оттенок вывихов персональной судьбы, всегда неоднородно, неизотропно. В каждой точке его – трезвая ясность, уверенная определенность лица, несущего свой жизненный крест до конца. В каждом перемещении – векторизованное движение относительно привилегированной системы отсчета – мировой персональной линии (система витальных, социальных запросов), судьбы.

Подобная ситуация, рассчитанная на ось характера, исключает введение регуляризации, осреднений, центрирует невынутый костяк персонального. Перед его твердым, упрямым достоинством отступает выхолащивающая способность изучающей субъективность гносеологии преодолевать сопротивление индивида.

Гносеология выполняет бутафорский макет субъективного, подменяя его когито (Декарт), абстрактным сознанием (Кант), интеллигенцией (Фихте), мировым духом (Гегель), трансцендентальностью (марбуржцы). Перекрывающая же жесткую силу гносеологической обезличенности антропология выполняет автопортрет ввязанного в жизненный контекст частного участливого сознания. Антропология, следовательно, выносит вердикт субъективности за скобками гносеологических (и рассчитанных на них некачественных хроногеометрических) универсализаций.