Андрей Пузырей - Психология. Психотехника. Психагогика

Отметив вначале этот позитивный, имевший место и в случае Эйзенштейна, результат его самоанализа, Фернандес затем (и именно этот его ход сейчас важен!) – уже в противовес точке зрения психоанализа, в противовес, как выражается Фернандес, «косной», «консервативной» или даже: «реакционной части» Фрейда, реакционной стороне его мысли, которой Фрейд был обязан просто тому обстоятельству, что и он (как и все) был только человеком своего времени, вместе с другими некритически разделявшим множество (часто ему выгодных, а ныне очевидных) предрассудков обыденного (равно как и профессионального, корпоративного) сознания, – в противовес всему этому Фернандес предпринимает попытку наметить и утвердить во многом альтернативный взгляд на гомосексуальность: взгляд, радикально проблематизирующий, прежде всего, негласно стоящее за всем психоаналитическим подходом к феномену «гомосексуальности» представление о «норме» – ближайшим образом: о норме сексуальной жизни человека, но также – о норме его психической и личностной, в том числе и нравственной, конституции вообще.

Действительно, «несмотря на» все сказанное о «позитивной» стороне психоанализа гомосексуальности, психоанализ берет гомосексуальность не иначе как «перверсию»: с внутренней, психологической стороны – как «аномалию» (то есть как «а-но(р)малию») психического развития, как его, этого психического развития, патологический случай, и рассматривает гомосексуальную психическую конституцию как результат «патогенеза», а в плане внешнем, социальном – как феномен «отклоняющегося», «а-социального» поведения.

Отсюда, собственно, и проистекает практическая – как именно «терапевтическая» – установка психоанализа по отношению к человеку с гомосексуальной ориентацией. То есть установка не просто на «помощь» в разрешении его проблем, но именно – на «лечение», установка по отношению к нему как к «пациенту».

Если здесь и идет речь об «освобождении», то не в смысле достижения свободы «по отношению к» принятым человеком и допускающим сохранение формам жизни, – но всегда в смысле «освобождении от» его прежних, «неправильных», «отклоняющихся» установок, от его «аномальной» психической конституции. Об освобождении, стало быть, всегда в смысле «искоренения» ненормальных форм жизни или их трансформации в сторону «нормы», то есть – об их «нормализации». Иначе говоря, в психоанализе речь идет о «лечении» пациента как о приведении его к «норме» – к «правильной» его психической конституции и, соответственно, к «правильной» сексуальной ориентации и к «правильным» формам поведения или интимной жизни.

И важно сказать, что это действительно оказывается только другой стороной «того же» психоанализа – только другой, «оборотной» стороной одного подхода, одного взгляда, одного способа думать о гомосексуальности и иметь дело с ней.

Итак, психоанализ берет гомосексуальность как «а-но(р)малию», так представляет ее в теории «патогенеза» и, соответственно, так – как с «патологией» – имеет с ней дело в своей терапевтической практике.

А на каком, собственно, основании?!

Вот тут-то Фернандес и пытается проблематизировать точку зрения психоанализа. Он пытается сказать, что: никаких серьезных, тем более – своих собственных, внутренних для психоанализа – оснований; ничего, кроме некритически принятых Фрейдом в качестве чего-то «несомненного», а в действительности – весьма сомнительных по своему происхождению расхожих вмененностей обыденного сознания; ничего, кроме непродуманных, критически не проработанных (а может быть, даже – до конца и не опознанных) темных «очевидностей» (а по сути дела – очевидных предрассудков!) обыденного сознания; ничего, кроме – как сказал бы другой, ныне немодный мыслитель – «желтых логарифмов» сознания, то есть мифологем, идеологем обыденного сознания; ничего, кроме этого, и никаких других, кроме этих, с позволения сказать, «оснований» для принятых психоанализом представлений о «норме» у него (психоанализа) нет, а по существу, как мы увидим, – и быть не может!

Представлений, между прочим, – как можно было бы показать, – удобных и выгодных для «анализируемого» (казалось бы, этим анализом «разоблачаемого») обыденного сознания. И более того (как следовало бы заметить, забегая вперед и выходя уже за рамки критики психоанализа, намечаемой Фернандесом): таких представлений, принимая которые это сознание (быть может, вопреки своему явному намерению), а вслед за ним и психоанализ (опять же – вопреки провозглашаемым им, «фасадным» лозунгам) вступают в тайный сговор как раз с теми силами и инстанциями общества, которые эти представления и индуцируют, «встраивая» это сознание в свои стратегии, так что оно «обеспечивает» более эффективное их отправление и реализацию.