Рафаэлла Джордано - У Купидона картонные крылья

– Ты предлагаешь мне обратный отсчет, Мередит? У тебя однозначно сущность актрисы.

Несмотря на раздражение, он, кажется, размышляет над моим предложением, даже если оно ему не нравится. Находясь около подоконника, он сначала стоит ко мне спиной, затем резко оборачивается.

– Мередит. Будь реалисткой. Это слишком долго. Я не выдержу так долго.

В глубине души я с ним согласна. Антуан предлагает другую идею.

– А почему не восемьдесят дней, как у Жюля Верна? [2] Имеется в виду произведение Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней».

Я читаю в его глазах надежду. Быстро делаю подсчет – меньше трех месяцев. Смотрю на него с опечаленным выражением лица.

– Это маловато, любимый…

Он разочарован.

– Сколько времени тебе нужно в таком случае? – бросает он. – Но не год.

Видеть его в таком состоянии – это сжимает мне сердце. Я почти шепотом предлагаю шесть месяцев. Он опускает голову, словно собираясь подсчитать, сколько это дней, а еще – чтобы я не увидела его взгляд, который демонстрирует одно: как бы отвергнуть мое предложение.

Антуан молчит несколько секунд, перед тем как мне ответить, затем глубоко вздыхает.

– Хорошо, Мередит. Хорошо. Даю тебе шесть месяцев на твои поиски, и ты возвращаешься ко мне. Но я тебя предупреждаю: я не буду ждать больше ни на день.

Обожаю, когда он пытается казаться жестким. Подхожу к нему и обнимаю, не обращая внимания на его хмурые вздохи.

– И еще кое-что, – добавляет он.

– Говори…

– Я хочу иметь возможность увидеть тебя как минимум один раз за все это время.

– Договорились.

Он вздыхает со спокойной душой. Со спокойной?

– Ты правда уверена, что этого хочешь, Мередит?

Я чувствую, как жар от его тела опасно распространяется по моей коже, и боюсь, что это станет заметно. Нежно отталкиваю его.

– Конечно.

Притворяюсь, что не вижу пелену грусти под его ресницами.

– Ты точно понял, почему я пытаюсь все это сделать?

Он смотрит на меня с бесконечной нежностью.

– Да.

Я знаю, чего это ему стоит – дать мне благословение. Это подарок, который он мне делает, чтобы я могла быть спокойна. Я люблю его еще больше в этот момент.

Быстро. Мне нужно уходить, пока он не передумал. Он крепко сжимает меня в объятиях на прощание. В момент, когда я собралась уходить, наши руки соединены – отдергиваю руку.

Накидываю пальто, подхожу к двери. На пороге поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него последний раз. Плохая идея. Сбегаю.

На улице мои каблуки стучат по мостовой; ритмичный перестук рождает в моей голове убийственные мысли, отдающие прямо в виски.

Ты ненормальная. Абсолютно ненормальная.

В последний раз поднимаю глаза на окна десятого этажа. Он там, спрятался за шторой. Могу поклясться, что вижу слезы в уголках его глаз. Кошки скребут на душе. Сбегаю как воровка и уношу с собой смешной трофей: историю незаконченной любви, которая через полгода будет стоить еще дороже… или не стоить ничего!

Идет дождь, холодно. Нет, не холодно – просто меня морозит. В кармане что-то завибрировало. Сообщение. Это он. Я вздыхаю – странно, что я вообще могу дышать. Пять слов перед глазами:

« Иди и возвращайся ко мне ».

Фраза как формула. И это единственное ее достоинство.

Как в фильме Раду Михайляну – «Иди и живи», то же самое.

Если не считать, что всего этого захотела я…

«Горький хлеб изгнания» – спасибо, Шекспир!

Стальной вкус во рту, и этот вкус совсем не похож на жевательную резинку! Ладно, я сама стала причиной, но сейчас… сейчас я не могу справиться с собой. В урагане мыслей, как лодка спасения, приходит одно имя: Роза.

Беру телефон. При звуке моего всхлипывающего голоса она даже не спрашивает детали.

– Приезжай! – приказывает она.

Ни слова больше.

Сажусь в такси, чтобы поскорее оживить свое разбитое сердце.

Роза

Когда Мередит входит, она кажется совершенно разбитой. Раскрываю руки и крепко прижимаю ее к груди. Мы как две подушки безопасности, полные нежности.

– Милая моя, в каком же ты состоянии! Входи, ты совсем замерзла.

– Спасибо, Роза, просто…

– Тихо! Не так громко! Кесия спит. Не разбуди мою принцессу. Понадобилось три сказки и две считалки, чтобы ее уложить.

Мередит входит, снимает свои каблуки и садится, съежившись, на диван. Она знает мой дом наизусть.

– Почему ты плачешь?

– Тихо, Ромео! Не вмешивайся!

Ромео – это мой какаду. Роскошный розовый какаду, которого мне подарили на день рождения, когда мне исполнилось 15. Двадцать лет взаимной любви. Ромео как второй ребенок в доме. Это не тот случай, когда попугай – просто птица.