Малкольм Гладуэлл - Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

В дневниках и воспоминаниях лондонцев, переживших бомбардировки, можно найти бесчисленные примеры этого феномена. Вот один из них:

Когда зазвучала первая сирена, я вместе с детьми укрылась в убежище в саду, уверенная, что мы все погибнем. Прозвучал сигнал отбоя, а с нами так ничего и не случилось. С тех пор я пребывала в полной уверенности, что с нами никогда не случится ничего плохого.

Или вот выдержка из дневника молодой женщины, чей дом был разрушен прогремевшим рядом взрывом:

Я лежала, испытывая неописуемое счастье и торжество. «Меня бомбили !» Я продолжала повторять эти слова раз за разом, пытаясь примерить фразу, словно новое платье. «Меня бомбили! Меня бомбили! Меня !»

Ужасно так говорить, когда столько людей погибло и пострадало, но за всю свою жизнь я не испытывала такого безграничного и абсолютного счастья .

Так почему же лондонцы столь спокойно отнеслись к бомбардировкам? Потому что 40 тысяч погибших и 46 тысяч раненых на огромную столицу, где проживает более восьми миллионов человек, означают, что в городе было гораздо больше непострадавших, которым бомбардировки придали смелости, чем едва уцелевших, которым они нанесли физические и душевные травмы.

Маккерди пишет далее:

Все мы не просто подвержены страху, мы также предрасположены бояться страха, и преодоление страха вызывает возбуждение… Когда мы боимся запаниковать из-за налета авиации, то после самого налета демонстрируем окружающим внешнее спокойствие, мы находимся в безопасности, контраст между прежними мрачными предчувствиями и испытываемыми в настоящий момент облегчением и ощущением безопасности культивирует уверенность, которая и есть проявление храбрости.

В разгар бомбардировок одного рабочего среднего возраста спросили, не желает ли он перебраться в сельскую местность. В его дом дважды попадали бомбы. Но они с женой ни разу не пострадали. Он отказался эвакуироваться.

«Что, и все это пропустить?! – воскликнул он. – Да ни за какие коврижки! Ничего подобного в жизни не видал! Никогда! И никогда не увижу».

Идея желательных трудностей состоит в том, что не все трудности негативны по своей сути. Неумение читать является гигантским препятствием, но только не для Дэвида Буа, который развил в себе блистательное умение слушать, и не для Гэри Кона, смело ухватившегося за счастливую возможность, которую в обычной ситуации легко упустить.

Теория Маккерди о боевом духе предлагает более общий взгляд на ту же проблему. Уинстон Черчилль и высшее военное командование были так озабочены нападением германских ВВС на Лондон, поскольку предполагали, что тяжелейшие переживания, вызванные бомбардировками, окажут на всех одинаковое воздействие: что единственное различие между едва уцелевшими и непострадавшими заключается в степени полученной травмы.

Но бомбардировки, утверждает Маккерди, продемонстрировали, что травмирующий опыт оказывает совершенно разное действие: одно и то же происшествие может отразиться губительно на одной группе и положительно на другой. Этот рабочий с пуговичной фабрики и женщина, чей дом был разрушен взрывом, получили положительный опыт, не правда ли? Они оказались в эпицентре военных действий. И изменить данный факт они не могли. Но были избавлены от страхов, которые делают жизнь в военное время невыносимой.

Дислексия – классический пример того же феномена. Многим людям, страдающим дислексией, не удается компенсировать этот недостаток. В тюрьмах, к примеру, полным-полно дислектиков: это люди, которые не смогли смириться с постигшей их неудачей при овладении основным школьным навыком. При этом то же самое неврологическое расстройство у таких людей, как Гэри Кон и Дэвид Буа, имело прямо противоположный эффект. Из-за дислексии жизнь Кона превратилась в череду бесконечных трудностей и мучений, но он был очень способным, и благодаря поддержке близких, приличной доле везения и наличию необходимых ресурсов ему удалось нейтрализовать негативные последствия и стать сильнее. Слишком часто мы совершаем ту же ошибку, что и британцы, полагая, будто на ужасные и трагические события все люди реагируют одинаково. Это не так, есть два варианта. И тут мы возвращаемся к Джею Фрайрайху и детству, которое он не мог позволить себе помнить.

Когда Джею Фрайрайху было девять, он подхватил ангину. Болезнь протекала очень тяжело. Местный врач, доктор Розенблум, нанес им визит, чтобы удалить воспалившиеся миндалины. «В те годы я не общался с мужчинами, – вспоминает Фрайрайх. – Меня окружали одни женщины. Если и попадался мужчина, то грязный и в комбинезоне. Но Розенблум – в костюме и галстуке, воплощение степенности и доброты. Поэтому с десяти лет я мечтал стать известным доктором и о другой профессии даже не задумывался».