Шерри Тёркл - Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Каждая женщина жаждет беседы, но в ответ внезапно получает молчание. Однако у обеих женщин есть сомнения, могут ли они настаивать на своем, поскольку теперь стало нормой повсюду ходить с телефоном. В сущности, мы почти забываем, что у нас с собой телефоны, ведь они уже стали частью нас самих. Каждая женщина преподносит свой случай так, словно он становится поводом задать вопросы из области этикета. Каждая вслух рассуждает: “А как правильно относиться к этой ситуации?” В действительности истории этих женщин затрагивают куда более широкий круг проблем, а не только вопросы этикета. Они касаются той опасности, которую представляют для тесных семейных уз высокие технологии, когда мы впускаем их в свой ближний круг. В каждом случае женщины, спрашивая о “правильном поведении”, ищут не только ответа на вопрос, что делать. На самом деле они хотели бы знать, что чувствовать.

Мы уязвимы: у нас возникает ощущение, что проще (а может, и лучше) прибегнуть к помощи технологий, чем поговорить друг с другом. Если мы будем хотя бы держать это в голове, это поможет нам сделать более осознанный выбор в ситуациях, касающихся наших семей.

Если семья решит создать свободную от цифровых устройств “охранную зону” у себя дома или предпочтет соблюдать ежедневный обычай семейной беседы – с устройствами или без, – дети смогут оценить значимость такого общения. Это станет для них доказательством преданности родителей семье и им самим. На мой взгляд, это подчеркнет разницу между теми детьми, кто с усилием выражает себя, и теми, кто делает это с легкостью, между теми детьми, кто способен пойти на контакт и заводить знакомства, и теми, кому довольно трудно “найти своих друзей”.

Двадцатишестилетний Тревор – специалист по “фаббингу”: он поднаторел в искусстве общаться с другими людьми и одновременно с этим смотреть в смартфон [141]. Тревор никогда не расстается с телефоном надолго. Когда я говорю ему, что работаю над книгой о беседе, молодой человек едва не фыркает: “Беседа? Она умерла в 2009-м”.

В тот год он был студентом-старшекурсником, изучавшим историю.

“Именно тогда мы начали постить на Facebook вместо того, чтобы разговаривать друг с другом. Мы стали вкладывать жизненную энергию в наши профили в соцсетях. Мы обсуждали свои публикации в интернете. Теперь дружба вращалась вокруг того, что мы находили в сети и как делились этим с друзьями. Сегодня для этого можно использовать Instagram или Snaphat. Люди уже не так увлечены своими профилями, но основная мысль остается прежней: не разговаривай. Публикуй. Делись с друзьями”.

По словам Тревора, когда он учился в университете, социальные медиа изменили для него “мир личного общения”. Вот как он вспоминает прощальную вечеринку выпускников:

Люди почти не разговаривали. Они заказывали выпивку и еду. Сидели со своими спутниками. Глядели в телефоны. Они даже не пытались общаться. Все знали, что, вернувшись домой, они увидят фотографии с вечеринки. Таким образом, комментарии можно было приберечь до этого момента. В сущности, мы даже не прощались. Мы просто говорили “до свиданья”, ведь вскоре мы бы все равно увидели друг друга, вернувшись в свои комнаты и открыв Facebook .

“И”, – добавляет Тревор, – “даже наш стиль общения в аудитории был другим”. Студенты намного реже обменивались мнениями во время занятия. Избранный ими стиль общения не очень-то подходил для устной беседы, а скорее напоминал хорошо продуманные “посты”, размещаемые в Facebook.

[В аудитории] каждый пытался произнести что-нибудь блистательное… что-нибудь заранее подготовленное… а потом садился и ждал реакции. Не нужно было по-настоящему включаться в разговор. Ни у кого и мысли не возникало сказать нечто такое, что прямо сейчас пришло тебе в голову и начать с этого беседу… И это новшество распространялось не только на общение во время занятий, но и просто на разговоры с друзьями. Теперь мы говорили то, что [запланировали] сказать. А потом нам так же отвечали собеседники.