Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви - мифы и реальность.

С другой стороны, там же, в тех же самых сочинениях, половую любовь незаметно, исподтишка сводят лишь к некоторым ее формам — которые покрасивее, которые лучше, удобнее укладываются в теорию, старательно забывая при этом, что любовь отнюдь не всегда выглядит как в голливудских фильмах. Между тем любовью называл А.П.Чехов в рассказе «О любви» чувство красавицы Пелагеи к пьянице-повару, которого все зовут «мурло», а Рогожин в «Идиоте» Ф.М.Достоевского от великой любви Настасью Филипповну зарезал. И никто, начиная с Достоевского, вроде бы не сомневался, что у него действительно была любовь, однако такую любовь в научно-морализаторских книжках вы никогда не встретите.

Путаница с постановкой задачи

В научной критике нечеткая постановка задачи расценивается как очень серьезное упущение, существенно снижающее ценность любого исследования. Нечеткая постановка задачи означает, что автор сам не твердо разумеет, о чем он, собственно, собрался толковать. Еще хуже, когда задача вообще не формулируется. Тогда вместо науки неизбежно получаются всего лишь пустопорожние разговоры вокруг темы.

К сожалению, в теориях любви это, так сказать, культурная традиция. Еще в конце XIX века В. Соловьев в большой статье «Смысл любви» писал: «Первый шаг к успешному решению всякой задачи есть сознательная и верная ее постановка; но задача любви никогда сознательно не ставилась, а потому никогда и не решалась как следует. На любовь смотрели и смотрят только как на данный факт…» {17}Ничего с тех пор не изменилось, хотя его статья была современниками замечена и произвела на них глубокое впечатление. Ее цитируют и до сих пор.

Нечеткость в постановке сплошь и рядом приводит к тому, что заявляют одну тему, а занимаются затем совершенно другой. Например, в самом начале пишут о намерении прояснить сущность половой любви, то есть сильного влечения к единственному лицу, а на деле теоретизируют отчего он влюбился именно в нее, а не в кого-то другого. Но это хоть и соприкасающиеся, однако же две разные темы! Вернее, так: выбор объекта влюбления — вопрос второстепенный и подчиненный по отношению к главному: почему вообще выбирают только одного? — то есть к вопросу о происхождении любви. И заниматься второстепенным, не уяснив главного, — пустая трата времени. Что уже наглядно продемонстрировано исписанными понапрасну цистернами чернил.

При анализе любых других проблем, связанных с поведением человека, все это прекрасно понимают. Вроде бы никому не надо доказывать, что если мы изучаем психологию сексуальных маньяков, то задача номер один — уяснить, каким образом в них развиваются садистские склонности. И только потом уже следует разбираться, почему кто-то из них набрасывался на женщин в черных колготках, а кто-то — на мальчиков в белых рубашечках. Очень странно выглядел бы в глазах специалистов ученый труд, в котором все рассуждения исключительно о том, какой маньяк какую жертву выбирает — без малейшей попытки осмыслить, отчего вообще у них появляется желание мучить и убивать.

Да, определенный тип жертвы оказывает существенное влияние на поведения маньяка, но встречу маньяка с жертвой можно уподобить нажатию на спусковой крючок, запускающий уже взведенный механизм. И было бы не слишком умно заниматься изучением и описанием только спускового крючка, не задумываясь о тех силах, которые механизм взводят. А в теориях любви именно так и делается: многословно и многокрасочно описывают первую встречу героев, что такое особенное он в ней увидел и что почувствовал, и какие в нем вспыхнули страсти — совершенно не задумываясь об источнике страстей: о внутренних процессах, которые подготовили и привели его к взрыву чувств.

Когда мы по-настоящему разберемся с причинами любви, то увидим, что вопрос выбора, который многие объявляют главным, не стоит выеденного яйца: все дело во внутреннем настрое, а выбор объекта в значительной степени случаен. Когда выбор ограничен, влюбляются в первого мало-мало подходящего, кто повстречается на жизненном пути.

Предпочтение типа

Когда путают тему сущности, иными словами — происхождения любви, и тему выбора объекта влюбления, это еще полбеды. По крайней мере, теоретизируя по такому поводу, все же держат в голове, что речь идет о выборе единственного лица, и выборе надолго. Гораздо хуже, когда вследствие невразумительной формулировки задачи, заявив свои претензии на раскрытие сущности любви, плавненько переходят затем к рассуждениям по поводу предпочтения типов, то есть, о том, какие женские прелести вызывают в мужчинах больше вожделения, а какие меньше. То же самое в отношении женщин. Хуже потому, что эта тема отстоит от темы любви еще дальше, хотя тоже имеет к ней некоторое, косвенное отношение.