Из «Очерков и оригинальных рассказов» полк. Дэвида Крокетта
11
Сократ {обращаясь к суду, перед которым он предстал по обвинению в распространении пагубных религиозных и политических ученый):
Когда я слышу, как здесь говорят, что будто бы я не любил Афины, мне трудно спокойно отвечать. Что больше всего я любил в моем городе,- это его свободу, его готовность проверить все основы и жить в гармонии со всем окружающим. Никакие искания правды не разрушат свободный город... Истина не только не разрушит город свободы - она создаст свободу и оградит ее. Деспотизм сгниет от правды, а народоправство живет ею. Я даже рад, что возбудили во мне гнев, ибо я понял то, что никогда не было ясно для меня. Афины всегда казались непостижимым, чудесным городом, городом-светочем, Озаряющим все вокруг, великим городом,- а почему, я не знал. Теперь я вижу, что Афинами движет и чудесно преображает их неудержимый порыв, который погнал меня по его улицам. Этот порыв и есть искания правды, жажда фактов, неутолимая пытливость духа Афин. Вот почему Афины не похожи ни на какой другой город. Наш город напоен светом - светом свободной, неугомонной, ищущей мысли. Этот свет пронизывает каждый уголок нашей жизни: наши суды, наши театры, наши ристалища, наши рынки и свободную архитектуру храмов, посвященных нашим богам. Таким всегда был наш дух - дух просвещения, дух всенародных обсуждений, дух постижения неведомого... Погасите свет, замкните свои души, - и Афины станут похожи на множество других городов прошлого, которые возникали из праха, поклонялись мраку и, забытые, снова погружались во тьму веков.
Максуэлл Андерсон, По священной земле Афин.
12
Любовь питают музыкой; играйте Щедрей, сверх меры, чтоб в пресыщенье Желание, устав, изнемогло.
Еще раз тот напев! Тот, запирающий...
Ах, он ласкал мне слух, как сладкий звук, Который, вея над грядой фиалок,
Крадет и дарит волны аромата.
Довольно. Нет, он был нежней когда-то.
О дух любви, как свеж и легок ты!
Хоть ты вмещаешь все, подобно морю,
Ничто в твою не сходит глубину,
Как ни было б оно высокоценно,
Не обесценясь в тот же самый миг!
Мечтанье так богато волшебством,
Что подлинно волшебно лишь оно.
Шекспир, Двенадцатая ночь.
13
Я словно слышал крик: «Не спите больше! Макбет зарезал сон» - невинный сон,
Сон, распускающий клубок заботы,
Купель трудов, смерть каждодневной жизни, Бальзам увечных душ, на пире жизни Сытейшее из блюд...
Крик оглашал весь дом: «Не спите! Гламис Зарезал сон, и впредь отныне Кавдор Не будет спать, Макбет не будет спать!»
Шекспир, Макбет.
14*
Я его увидел. Он Тихо брел мимо окон,
И опять
Стали камни мерный звук- Тонкой палки легкий стук- Повторять.
Говорят, когда он был Молод, а не стар и хил,
В те года-
Целый город обойдешь, Краше парня нс- найдешь Никогда.
А теперь в толпе людской Он бредет, вперив с тоской Глаз стекло,
И трясется голова,
И дрожат в устах слова: «Все прошло!»
Белый склеп навеки скрыл Ту, в ком юным он любил Нежный взгляд,
Не слыхать имен родных, Лишь надгробия о них Говорят.
Оливер Уэнделл Холме, Последний лист.
15
Несомненно, я очень побледнел, но говорил я, все более оживляясь и повышая голос. И все же звук становился более явственным. Что было мне делать? Звук был тихий, глухой, быстрый, похожий на тиканье карманных пасов, завернутых в вату. Я переводил дыхание, и все-таки полицейские чиновники не могли уловить этот звук. Я начинал говорить быстрей и с большей страстью, но звук неотступно нарастал. Почему - почему они никак не хотят уйти? Я стал расхаживать взад и вперед тяжелыми большими шагами, будто замечания.этих людей доводили меня до бешенства,-- постукивание непрерывно усиливалось. О боже, что же мне было делать? Я исходил яростью, я бесновался, я проклинал все на свете! Я ерзал на стуле и, двигая им, царапал пол - стук заглушал все и неумолимо нарастал. Он становился громче, все громче! А они беспечно болтали и улыбались. Неужели они ничего не слышали! О всемогущий! Нет, нет -- они все слышали! У них возникло подозрение! Они уже знали!.. Они только издевались над моим страхом! Так думал я тогда, так думаю и сейчас. Но что бы ни случилось, все лучше, чем эта пытка! Все можно было вынести, только не это глумление! Мне стало дальше не под силу видеть эти лицемерные улыбки: Я должен был завопить или умереть! И -- слушайте -- опять громче, громче, все громче!..
Читать дальше