Ирина Млодик - Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все [litres]

– Как ты понял, что они хорошие? – Белая придвинулась ближе и безуспешно пыталась поймать его взгляд.

– Они открыли дверь. Одну дверь. Стреляли. Потом я вышел.

– Не в тебя стреляли, в плохих, правильно? – пробовала допытаться Белая. Но Псих снова замкнулся в себе и больше ничего не сказал, забормотал цифры, аккуратно раскладывая спички.

– Очевидно, в городе, кроме нас, есть еще люди. Я чувствовала, что за нами кто-то следил, пока мы искали Психа. И судя по всему, они нам не враги; возможно, как и мы, пытаются выжить. Нам нужно объединяться!

– Еще чего! Зачем тебе это надо? Мы что, плохо живем? – Отродье возмущенно уставился на Каланчу. – У нас все есть, мы можем спокойно пережить зиму…

– Ну, переживем, и дальше что? А новые чистки? А лагеря, которые они собираются построить на этом месте? Знаешь, кто будет жить в этом доме, после того как их построят? Управляющие этими лагерями, а вовсе не ты. Если только ты не готов им содействовать…

– Дура, – обиженно буркнул Отродье и стал собираться домой.

В тот день они так ни до чего и не договорились. Все разошлись по своим углам в растерянности и задумчивости. До Гика как будто только сейчас дошло, что отсидеться в его больничном бункере, закрыться от жизни у него не получится. Прежнее укрытие теперь совсем не казалось безопасным, а перспектива новых чисток и построения лагерей пугала не такой уж невозможной перспективой.

Каланча была уверена, что противостоять не сулящему ничего хорошего будущему можно, только объединившись. Нужно искать и находить «своих». Единомышленники – это всегда сила, уверенность, возможность поддерживать и защищать друг друга.

Белая вдруг обнаружила в себе неведомую доселе тоску по родителям. Увидев фотографию отца, она отчаянно захотела поговорить с ним, спросить: «Ты правда в это веришь? Ты же умный человек, пап, неужели ты действительно веришь в этот новомодный фашизм? Или у тебя просто не было выбора? Но выбор же есть всегда. Как же так получилось, как это вышло с тобой, папа?»

Хулигану ужасно захотелось попасть в это благополучие, которое так красиво и правдоподобно выглядело на экране. Он с трудом удержался, чтобы не спросить девушек: «А может, и вправду у них там все хорошо? Ну бывают же хорошие времена, вдруг у них они уже наступили. Вот мы тут мерзнем, сражаемся не пойми за что, боимся. Там же никого не мучают, не пытают, просто дают возможность стать лучше».

Отродье очень встревожили слова Психа. Выходит, действительно в городе есть люди, и кто они, зачем остались – непонятно. Объединяться он категорически не хотел. Любой коллектив, особенно совместное проживание, вызывали в нем немедленную озлобленность. Он, единственный из всех, не переселился в квартиру, оставшись в дачном доме за рекой, с хорошим забором. На хрен ему это электричество. А дом он и печкой согреет, зато Жук рядом. На ночь он всегда закрывает ставни, днем все равно обычно уезжает в город. У них же все время что-то случается, и он им постоянно нужен. Если все начнут объединяться, то обязательно кто-то припрется, будет шумно, суетно, все начнут еще больше от него чего-то хотеть. Будущее его почти не волновало: чистки начнутся – убежит. Не впервой. Собственно, он и сейчас мог бы убежать. Его же ничто не держит…

Утром ей показалось: что-то изменилось – свет, звук, ощущение от пространства. Она лежала, укутавшись в кокон одеяла, хотя в комнате явно потеплело. Вставать совсем не хотелось. Под одеялом так тепло, уютно, можно снова закрыть глаза, и покажется, что весь этот кошмар – просто страшный сон, который приснился ей на полный желудок. Сейчас она проснется, выглянет в окно и увидит свой осенний город прежним, встанет и пойдет варить кашу для Малыша.

Но забыться не получается, и она обреченно поднимается с постели, предполагая, что ее ждет еще одно утро в преддверии наступающей зимы. Скоро поднимутся дети, а может быть, Заика – ранняя пташка уже сидит на кухне с книжкой, забравшись на стул с поджатыми ногами. Потом встанет Хулиган, начнет пыхтеть, делая зарядку, самой последней поднимется Каланча, невменяемая до первой чашки чая, и начнется новый день, в котором вопрос «и что же дальше?» опять, скорее всего, останется без ответа.

Она потянулась, нырнула в тапки и подошла к окну. За окном было бело. Первый снег прикрыл нанесенные войной раны, облагородил пейзаж, наполнил светом пространство… «Растает скоро, будет грязь», – пессимистично подумала Белая и пошла на кухню ставить чайник.