Мэри Пайфер - Женщины гребут на север. Дары возраста

Когда мы переехали в этот район в 1980 году, Бетти заглянула к нам и пригласила в гости. В то время были живы наши мамы, волосы у нас были русые, и мы любили засиживаться за полночь. Моему сыну исполнилось девять, дочке — три года. У Бетти тоже были маленькие дети. Мы наблюдали, как они взрослеют, женятся и заводят собственных детей.

Когда мы познакомились, Бетти занимала ответственную должность в предвыборном штабе. Потом она возглавляла наш районный общественный центр, а сейчас руководит некоммерческой организацией. Мы принимали участие в правозащитных кампаниях и покупали растения для своих садов.

Я помогала ей сделать перестановку и ремонт на кухне, а она мне — во время первой рекламной поездки, посвященной книге, которую я написала. Мы утешали друг друга в периоды семейных неурядиц. Я была на дне рождения у Бетти, когда она отмечала семидесятилетие. В тот день каждый гость в шутку подарил ей одно и то же: ее любимую закуску — соус из артишоков.

На улице было темно и холодно, когда я шла к дому Бетти в тот канун Нового года. Сосны сгорбились, как старики под порывами северного ветра. А в ее доме горел яркий свет, будто на круизном корабле, и были видны яркие горшки с цветами в окнах.

Бетти встретила меня на пороге. На ней был блестящий красный жакет. Она выглядела совершенно не по-домашнему и считала, что если я умею распечатывать кусок сыра и готовлю гуакамоле, это героизм с моей стороны. Я стала раскладывать еду по тарелкам, а она относила их на стол, в гостиную с деревянными панелями.

Ее муж Кэл зашел на кухню проверить, как пекутся цыплята в духовке. В то утро ему сделали биопсию в ходе обследования по поводу рака щитовидной железы, а я консультировалась по телефону со своим врачом из-за проблем с давлением. Вечером мы предавались воспоминаниям. Бетти вспоминала, что в 1973 году, после протестных акций с AIM (Ассоциацией американских индейцев) и племенем лакота в месте бойни на ручье Вундед-Ни, Марлон Брандо приходил к ним в гости. Он соорудил себе бутерброд с луком из болонской колбасы и делился соображениями о кампании в резервации Пайн-Ридж.

К разговору присоединился наш старый сосед Боб с чизкейком, который он прихватил с собой на вечеринку. Это был жизнерадостный школьный психолог, который почти полностью оглох. Когда я поинтересовалась, как его дела, он бодро откликнулся: «Хорошо!» Потом помолчал и печально добавил: «Не то чтобы очень, но так обстоят дела».

К восьми часам вечера входные звонки у парадной и задней двери не умолкали. Друзья прибывали со своей едой и вином, быстро входили с холодной ночной улицы. Многие из нас были знакомы с тех славных времен, когда нам исполнилось по тридцать-сорок лет. Мы были сообразительными, энергичными и легкими на подъем. Теперь силы убывают, и нас больше ничего не ждет. Все разговоры теперь — о здоровье, отдыхе, пенсии и внуках.

Некоторые соседи пережили серьезные утраты. Муж Сью умер год назад. У других гостей нашли рак, кто-то стал инвалидом, а у кого-то обнаружили болезнь Паркинсона. Безусловно, многие испытывали горечь по поводу своей жизни или судьбы мира в целом, но на вечеринке об этом не говорили.

Зато мы смеялись и пили вино. Вместе предавались воспоминаниям о старых добрых временах и поддразнивали друг друга за мелкие грешки прошлого. Мы обнимались и даже спели старинный шотландский рождественский гимн на стихи Роберта Бернса.

А потом я ушла с вечеринки. По дороге домой оглянулась на этот дом, похожий на корабль с освещенными окнами. Через заледенелые стекла были видны орхидеи, которые разводила Бетти, розы и новогодние алые кусты пуансеттии. И все мои седовласые друзья в ярких забавных свитерах.

В воздухе пахло снегом. Я знала, что приближается ночной ураган. В Небраске начиналась зима, но пока я чувствовала, что с погодой везет. А на вечеринке мы испытали «всплеск коллективного энтузиазма», как это называет социолог Эмиль Дюркгейм.

Я счастлива по той же причине, что и другие люди, — мне нравятся общие воспоминания, и когда у кого-то при виде меня глаза загораются от радости. Это могут быть друзья или родные. Главное — защитное поле душевности, которое всегда в нашем распоряжении, когда это нужно и когда мы этого хотим.