Элизабет Лукас - Источники осознанной жизни. Преврати проблемы в ресурсы

– Ах, если меня там не будет, то это уже не моя вина. Если я останусь дома на больничном, никто не сможет упрекнуть меня в пренебрежении своими обязанностями, в том, что я плохо смотрела за детьми.

– Вы хотите сказать, что несчастный случай с одним из учеников вам безразличен, если лично вас не смогут привлечь за него к ответу?

– Да… – Она осеклась. – Нет, это не так. Но тогда это не моя проблема, не правда ли?

– Вы полагаете, главное – это чтобы вы были чисты и непричастны, чтобы вам нельзя было вменить это в вину, чтобы ваша учительская репутация осталась незапятнанной? Я видела, что в пациентке происходит внутренняя работа.

– Главное?.. В какой-то степени вы, может быть, и правы. Хотя, когда я об этом хорошенько задумываюсь, мне становится почти стыдно…

Прервемся еще раз, чтобы я могла вплести в рассказ свои комментарии. Нам уже понятно, что если мы пойдем за вопросом, почему пациентка испытывает такие чрезвычайные опасения, то неизбежно упремся в разные застарелые conditiones [14], обусловившие возникновение ее обычных страхов. И напротив, вопрос, о чем главным образом тревожится пациентка, быстро вскрывает истинную causa ее расстройства, заключающуюся, согласно Франклу, в личности, занимающей ту или иную позицию по отношению ко всем внутренним и внешним conditiones. Пациентка занимала по отношению к себе и к окружающему миру такую позицию, которая не шла на пользу ни ей, ни миру. Которая не была честной. Ее страх за учеников оказался чистым обманом. Дети были ей, грубо говоря, безразличны. Ценности мира не имели для нее значения, если только не привносили в ее самочувствие чего-либо положительного или отрицательного. Ее собственное самочувствие было, по существу, сымитировано. Главное – чтобы ею были довольны, любили ее, ценили ее как превосходную учительницу, главное – чтобы у нее не было неприятностей и чувства вины.

Но именно это и подавляло ее. Эгоцентризм – явление самонаказуемое . Насколько трепетная забота о предметах нашей любви придает нам сил и размаха, настолько же эгоистичная фиксация на наших собственных преимуществах отнимает у нас силы и уверенность. Потому что эгоцентризм заставляет нас бесконечно «дрожать за свое маленькое „я“», которое на каждом шагу сталкивается с неблагоприятными обстоятельствами и подвергается угрозе уничтожения – по крайней мере, потенциальной. Тот, кто стал для себя самым главным, уже не может выйти из состояния страха за себя. Он обречен продвигаться по жизни осторожно, буквально на ощупь, сквозь упомянутый пациенткой туман.

При этом специфически человеческое в человеке стоит на грани разрушения. Герберт Хубер из Государственного научно-исследовательского института школьной педагогики и образования в Мюнхене объяснял это так: «Честность состоит в том, чтобы не только смотреть на мир с точки зрения собственных интересов, но и видеть ценность, которую представляет собой другое или другой. Честный человек уважает своеобразие другого (будь то человек или вещь), а не только себя. При таком понимании честность – не что иное как стремление быть справедливым по отношению к тому, с кем ты имеешь дело. Аристотель говорил, что справедливость включает в себя все остальные добродетели. Справедливый учитывает не только собственные интересы, но и интересы другого. Все мы постоянно проявляем интерес к другим людям или вещам. Но часто лишь постольку, поскольку они могут быть нам полезны. В этом случае мы, собственно говоря, любим и уважаем не другого или другое, а лишь свою собственную выгоду. Августин называл это „amor concupiscentiae“ – любовью, обращенной исключительно на себя, т. е. эгоизмом. Прямой противоположностью этому является позиция, которую, например, занимают здоровые родители по отношению к своим детям. Они любят их не за пользу для себя, они, наоборот, рады, когда польза достается детям. Лейбниц называл это „amor benevolentiae“ – благожелательной любовью. Когда мы стоим на такой позиции, мы не хотим достижения блага для себя посредством другого. Гете называл эту позицию „благоговением“. Способность видеть в других людях и вещах нечто большее, не то, чем мы можем просто „попользоваться“, отличает нас от животных, замечающих лишь биологически полезное. Все остальное в окружающей действительности они не воспринимают, оно не имеет отношения к их миру…» [15]

«Все остальное в окружающей действительности» не имеет отношения к миру животных, но оно имеет отношение к миру моей пациентки. И об этом «остальном» стоило с ней поговорить.