Джон Ронсон - Итак, вас публично опозорили [Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей] [litres]

Он выиграл по-крупному: все расходы плюс 60 тысяч фунтов стерлингов [39]материального ущерба – это самая крупная сумма в новейшей британской истории судебных разбирательств, выигранная по делу о неприкосновенности частной жизни. И теперь, как сказал мне Макс, люди видят в нем «в первую очередь, человека, с которым обошлись несправедливо и который весьма успешно настоял на определенных вещах. Все обернулось намного лучше, чем было бы, если бы я просто решил затаиться и все переждать».

В течение трех лет таблоид «Ньюз оф зе уорлд» прекратил свое существование. В июле 2011 года «Гардиан» выпустила статью-разоблачение, в которой говорилось о том, что работающий на газету частный детектив прослушивал голосовую почту убитой школьницы Милли Доулер. Пытаясь контролировать развитие скандала, Руперт Мердок закрыл газету. Позднее Невилл Терлбек признал свою вину в прослушивании телефонных разговоров и был приговорен к шести месяцам тюрьмы. Колин Майлер не был среди причастных к этому делу и на момент написания этих строк занимал позицию главного редактора «Нью-Йорк дейли ньюз».

Макс чувствовал, что борется не только за себя, но и за своих умерших предшественников – людей вроде Бена Стронга.

– Он был английским шеф-поваром, жившим на севере Франции, и он был свингером. К нему однажды приехали мужчина и женщина из «Ньюз оф зе уорлд». Он накормил их ужином, поднялся на второй этаж и, по всей видимости, когда спустился обратно, на нем не было ничего, кроме маленькой сумочки. – Макс сделал паузу. Потом мягко добавил: – Грустно.

Это произошло в июне 1992 года. Когда Бен Стронг понял, что смотрящие на него люди – не свингеры, а журналисты «Ньюз оф зе уорлд», он расплакался. Он позвонил редактору газеты Пэтси Чапман. Согласно словам Макса, «он сказал: “Пожалуйста, не публикуйте, если вы это сделаете, я больше никогда не увижу своих детей”. Ну а они все равно напечатали статью. Им вообще было насрать. И он покончил с собой».

Еще в этом списке был Арнольд Льюис. Весной 1978 года репортеры «Ньюз оф зе уорлд» решили проникнуть на секс-вечеринку, которые устраивались в домах-фургонах посреди лесов в Среднем Уэльсе. Журналистка Тина Далглиш и ее фотограф Иан Катлер откликнулись на маленькое объявление из журнала для свингеров. Его разместил проповедник Арнольд Льюис. Они встретились в местном пабе.

Народу было не очень много. Пришло пять человек, тремя из которых оказались Тина Далглиш, Иан Катлер и Арнольд Льюис. Арнольд оставил для потенциально припозднившихся зашифрованную записку: стрелка на ней указывала направление к локации и точное расстояние – «3,8 мили».

В фургончике они пили херес, ели печенье, началась оргия (Тина Далглиш и Иан Катлер наблюдали, но не приняли непосредственное участие), а через несколько дней Тина позвонила Арнольду и раскрыла свою личность.

Позднее, когда я уже покинул дом Макса, мне удалось связаться с Ианом Катлером по телефону. Он приходил в себя после серьезного инсульта, но был готов говорить. Он сказал, что никогда не переставал думать об Арнольде Льюисе. Эта мысль преследовала его на протяжении тридцати пяти лет.

– Арнольд сказал Тине, что если она опубликует статью, то он совершит самоубийство, – сказал Иан. – Он был пастором. Черт возьми. Он был пастором в маленькой деревушке в Уэльсе.

«Ньюз оф зе уорлд» опубликовала текст, и Арнольд Льюис покончил с собой, надышавшись выхлопными газами. Его тело нашли в машине ровно в то утро, когда вышла статья. Заголовок гласил: «Если сегодня вы пойдете в лес, будьте уверены: вас ждет большой сюрприз» [40].

Мы с Максом провели целый день в попытках прояснить ситуацию. Было что-то такое в его поведении после скандала с «Ньюз оф зе уорлд», что сделало общество абсолютно незаинтересованным в его уничтожении. Как будто у него была секретная формула. Люди растаяли. Но почему?

В какой-то момент он предположил, что, возможно, он социопат. Возможно, он пережил всю эту ситуацию, полагаясь на свои особые социопатические силы. Возможно, мгновенный прилив настойчивой ярости, который он испытал, стоя у газетного киоска, тоже был социопатическим. Возможно, именно это нам в нем и нравилось – настойчивая ярость. Он рассказал мне, что в 1991 году, за два года до того, как он стал президентом Международной автомобильной федерации, «его обследовал психиатр, который заключил, что я социопат». Промолвив это, он бросил в мою сторону обеспокоенный взгляд.

Я вздохнул. И спросил его: