Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

— Эта коробка — где вы ее храните?

— На самом деле есть две коробки. Коробка № 1, главная, набитая полностью и плотно запечатанная, хранится вне поля зрения в задней части моего шкафа. За годы я избавлялась от множества вещей — одежды, фотографий, книг, но не от коробки. Ношу все время ее с собой, как черепаха свой панцирь, из одного жилища в другое, большую часть своей жизни. В ней все мои работы от подросткового возраста до периода около пятнадцати лет назад. Вторая коробка, где я храню свои последние работы, открыта под моим столом.

— Итак, вы храните все написанное за свою жизнь близко, но вне поля зрения?

— Нет, не все мои сочинения. Приличный кусок написанного ранее постигла печальная участь.

— Как же так?

— Это странная история. Я уверена, что не рассказывала вам в нашей предыдущей терапии. Однажды, когда мне было около четырнадцати, моих родителей и братьев не было дома, я начала лазить по ящикам комода в спальне моего отца. В этом не было ничего необычного для меня. Не могу вспомнить, что я искала, но я всегда была злостным любителем совать нос в чужие дела. В тот день я нашла два своих стиха в ящике, где лежали свитера моего отца. Бумага казалась влажной, как будто слезы моего отца упали на нее. Я никогда не давала ему свои стихи и была в абсолютной ярости, что они оказались у него. Как он смог их заполучить? Был только один способ: он, должно быть, обыскивал мою комнату, когда я была в школе, и украл их.

— И…

— Ну, я же не могла предъявить ему обвинение, ведь так? Таким образом, я должна была бы признать, что рылась в его шкафу. Так что у меня был только один выход.

— Который заключался…

— Я сожгла все стихи, которые я когда-либо написала.

Ох! Это было похоже на удар в сердце. Я пытался это скрыть, но она ничего не упустила.

— Вы вздрогнули, когда я это сказала.

— Сожжение всех стихов, когда-либо вами написанных! Я пытаюсь нарисовать в воображении картинку, как четырнадцати летняя девочка зажигает спичку и кидает свои стихи в огонь. Очень болезненная, ужасающая мысль. Такое насилие по отношению к себе! Скажите мне, Салли, у вас есть какая-либо симпатия к этой юной, четырнадцатилетней девочке?

Салли скользнула по мне взглядом. Потом она откинула голову и посмотрела вверх в течение нескольких секунд.

— Хм. У меня никогда не возникал подобный вопрос. Я должна подумать об этом.

— Давайте отметим его и вернемся к нему позже. Это важно. Ну а пока давайте поговорим о ваших причинах выжидать.

Я бы гораздо охотнее вернулся к этой загадочной запечатанной коробке — это притягивало меня, как гвоздь к магниту, — но история Салли о сжигании своих работ, когда отец нарушил ее приватность, заставила меня взять паузу. Ситуация требовала большой осторожности. Она вернется к этой коробке, я был уверен в этом, но только согласно своему расписанию, когда будет к этому готова.

В течение следующих нескольких месяцев мы подготавливали почву для ее новой жизни. Во-первых, она должна была иметь дело с выходом на пенсию, важным событием, часто пугающим, что требовало действовать с некоторым хладнокровием. Она была полностью осведомлена о многих препятствиях на своем пути, и также она была последовательной, эффективной женщиной, которая придумала контрольный список дел и планомерно переходила от одного пункта к следующему. Для начала она должна была прийти к соглашению о необратимости ее решения. Ее область физики развивалась так быстро, что уровень ее знаний скоро бы устарел, и она знала, что у нее не будет возможности передумать в будущем и восстановиться на работе. Чтобы убедиться, что ее лаборатория будет работать и без нее, она способствовала продуманной административной реорганизации, подстраховывая свой плавный уход.

Следующее адресовалось одиночеству. Ее муж планировал продолжать летать еще пять лет и отсутствовать пятьдесят процентов времени, но она знала, что может рассчитывать на посиделки с друзьями.

Затем был вопрос о финансах. По моему совету она и ее муж поговорили с финансовым консультантом и выяснили, что у них достаточно средств для выхода на пенсию при условии, что они будут давать детям меньше денег. Потом они встретились с двумя своими сыновьями, которые убедили ее, что они могут справиться самостоятельно.

Последний пункт в ее списке — где писать? — особенно докучал Салли, и она мучилась над ним в течение многих недель.

Чтобы хорошо писать, ей требовались абсолютная тишина, одиночество и умиротворяющий контакт с природой. В конце концов, она определилась и арендовала верхний этаж дома неподалеку, заключенного в объятия массивного калифорнийского дуба.