Рэймонд Моуди - Жизнь после утраты - Как справиться с горем и обрести надежду

«Мы с отцом были очень близки. Нас разделяло более полутора тысяч километров, и мы почти каждый день разговаривали по телефону. Мы все время строили планы, как поедем в то или иное место. Но разговорами все и заканчивалось, потому что я не мог взять отпуск, мне надо было работать. Я думал, у меня еще много времени, поэтому я все откладывал и откладывал воплощение наших планов.

Внезапно мой отец тяжело заболел, его подключили к аппаратам жизнеобеспечения. Врачи объявили, что его мозг умер, но я в это не верил, потому что всякий раз, когда я шептал что-то ему на ухо, его жизненные показатели улучшались. Я делал это каждый день, пока медсестры не убрали мониторы. Прошли месяцы, прежде чем папа умер, а я почти неотлучно дежурил у его постели. За это время я понял, что все в офисе прекрасно справляются и без меня. Я жалел, что не взял отпуск, чтобы побыть с отцом, как мы планировали.

Смерть отца пробила в моей жизни огромную брешь, и я впал в глубокую депрессию. Я оплакивал и его, и те хорошие времена, которые я упустил. Я продолжал жить только благодаря поддержке жены, но не более чем дотягивал кое-как от одного дня до другого. Ничто не интересовало меня по-настоящему. Потом, почти через три года после смерти отца, у меня родился внук, и вышло так, что брешь в моей жизни затянулась. Я обрел смысл жизни и еще один шанс. Теперь я не просто строю планы, я провожу с малышом как можно больше времени.

Я столько дел не завершил с отцом, что порой на меня накатывает волна горя, но эти приступы случаются все реже и реже».

Могут ли те, кто потерял близких, оставить горе в прошлом?

В нашей сфере часто ведутся споры: возможно ли оставить горе в прошлом? Мозг человека настолько сложен, что никто не в состоянии пролить свет на все переживания утраты, которые хранятся в его глубине. Все мы, наверное, несем в себе боль.

Кроме того, потери бывают настолько трагическими, иногда невообразимо, чтобы в течение одной жизни можно было полностью преодолеть их последствия. Наша подруга Кэрол Пул, чей сын умер от рака, хочет поделиться следующим отрывком из книги, над которой она сейчас работает, — «Благословения для всех».

Мой муж работал за рубежом, поэтому Джон, наш единственный ребенок, все время был со мной. Мы с Джоном были невероятно близки, и я поняла, что смерть человека, с которым вы связаны настолько тесно, вызывает посттравматическое стрессовое расстройство. Солдаты не возвращаются с войны, просто оставляют ее позади. Я побывала в битве, я сражалась на своей личной войне, и, хотя временами боевые шрамы все еще болят, насколько это возможно, раны затягиваются».

У некоторых скорбящих горе постепенно проходит. Своей историей делится Луэнн Волкнер, художница из Мичигана.

Когда наш первенец Нэйтан умер через полтора дня после рождения, я была в шоке, в состоянии глубокого, отупляющего горя. И по сей день, почти двадцать пять лет спустя, мне до сих пор трудно возвращаться к этим мыслям и прикасаться к тому, что в то время было невыразимой болью. Трудно вспоминать то горе, но не способ, который помог мне его преодолеть.

Нам с мужем дал хороший совет врач в отделении неонатологии. Он сказал нам, что в смерти Нэйтана нам не следует винить себя или друг друга. По его словам, из-за кончины ребенка распадается множество браков. Мы решили разговаривать друг с другом и не допустить, чтобы этот опыт разрушил нас. Если мы сможем это преодолеть, мы справимся с любыми жизненными испытаниями.

Мы то горевали вместе, поддерживая друг друга, то поодиночке прятались в углу, чтобы поплакать в тишине. Горе, оно такое, иногда им нужно делиться, а иногда требуется побыть одному. Казалось, время остановилось. Я не думала, не могла думать о будущем; моя боль привязывала меня к реальности каждого конкретного дня. Порой горе становилось всепоглощающим огнем, который вот-вот испепелит мою душу; в другие же дни оно было льдом, который парализовал меня так, что начинали неметь руки и ноги.

Весна постепенно сменилась летом, и с течением времени я начала понимать. Осознание пришло ко мне не в мгновение ока. Нет, во мне медленно, мягко проявлялось понимание, понимание Божьей любви. Я ни о чем так не мечтала, как просто быть матерью, однако моего сына у меня отняли. До того момента Бог в моей жизни был всего лишь абстрактным понятием. Но, когда умер мой сын, Господь стал Отцом Небесным, который на своем опыте познал мою боль. Я не отказывалась от своего сына, но Бог охотно отдал своего. В своем невыразимом горе я увидела Небесного Отца, отдавшего своего Сына в жертву ради этого мира. В своей боли я увидела боль Господа, а в боли Господа я увидела и почувствовала любовь и милосердие, которые позволили мне это пережить.