Свен Бринкман: Конец эпохи self-help: Как перестать себя совершенствовать

После смерти Зенона место лидера стоиков занял Клеанф (331—232 до н.э.). Затем его сменил Хрисипп (282-206 до н.э.), который приложил много усилий, чтобы сделать стоицизм популярной жизненной философией. После его смерти стоицизм пришел в Рим (около 140 до н.э.), где основоположником римского стоицизма стал Панетий Родосский (185-110 до н.э.). Он подружился с известными римлянами, такими как Сципион Африканский (один из знаменитейших полководцев в истории, одержавший победу над Ганнибалом). Уникальная особенность стоической философии — то, что она нашла так много приверженцев среди высокопоставленных членов общества. Конечно, это особенно касается Марка Аврелия, знаменитого римского философа-императора. Когда стоицизм пришел в Рим, то значение приобрело не только соблюдение добродетели, как в Греции, но и покой ума. Римских стоиков по-прежнему интересовала добродетель и необходимость исполнения долга, но они считали, что для этого необходим покой ума. Исполнить свой долг без этого невозможно, и покой ума считался вехой на пути к добродетели.

С переходом из Греции в Рим стоицизм утратил сильный интерес к логике и физике. Греческие стоики воспринимали мир как взаимосвязанное единство — космос. В философском смысле они были монистами, то есть считали, что все состоит из единой субстанции. Это касается и их психологии (как учения о душе). Здесь стоицизм един с современной наукой, которая отказалась от идеи о существенно различающихся субстанциях (например, душа и тело), хотя стоики не всегда придерживались единой точки зрения. С другой стороны, современная наука (под этим понятием я имею в виду все научное мировоззрение, которое начало формироваться с Галилея в начале XVII в. и, позднее, Ньютона) представляет другие испытания для стоицизма. Не в последнюю очередь это касается утверждения стоиков, что у людей есть предназначение, связанное с самой человеческой природой. Современные механистические естественные науки отказались от идеи греков, что в природе есть цель, смысл и ценность. Вместо этого природа рассматривается как механистическая система, функционирующая по законам причины и следствия, которые можно сформулировать как законы природы. Согласно известному высказыванию Галилея, «книга природы написана языком математики». В той степени, в которой цель, смысл и ценность все-таки существуют, это просто психологические проекции на природу, которая сама по себе лишена этих качеств. Не имея возможности говорить об этом более подробно в данном контексте, мы видим, что научно-технический прорыв «лишает природу волшебства» (как это описал социолог Макс Вебер), одновременно наделяя волшебством человеческий разум. Именно в нем мы теперь должны найти важнейшие аспекты жизни, касающиеся этики и морали. Но платить приходится тем, что эти аспекты становятся субъективными, уходят в область психологии; возникает идея о чрезмерной ценности внутреннего мира и религия «Я», как я называю это явление. Когда «внешний мир» не может дать ответы на жизненные вопросы (потому что это чисто механическая система), мы обожествляем «внутренний мир» {90} 90 Эту историю лучше всего рассказал Чарльз Тейлор в книге Sources of the Self: The Making of the Modern Identity (Cambridge University Press, 1989). .

Стоицизм дает нам возможность «вернуть волшебство» миру как таковому (а не только мистическому «внутреннему миру»), чтобы нам не пришлось маниакально искать внутри себя ответ, как стоит жить. Конечно, сегодня мы не можем просто скопировать космологию, которая была разработана две с половиной тысячи лет назад в Древней Г реции. Нам нужно создать свое понимание, как «внешнее» может дать людям ориентиры. Основная мысль этой книги (которая в этом смысле соотносится со стоицизмом) в том, что, глядя на традиции, социальные практики и отношения, частью которых мы являемся, и обязательства, которые отсюда возникают, мы можем вернуть себе способность ориентироваться в вопросах смысла и ценности жизни. Однако для этого нужно, чтобы мы прекратили испытывать отчаянную озабоченность внутренним миром и саморазвитием, а вместо этого научились более осмысленным и подобающим образом походить к уже существующим отношениям в своей жизни. Осознав это, мы, возможно, сумеем исполнить свой долг, жить более добродетельно (в понимании стоиков), успокоить ум и быть уверенными, что во всем этом есть смысл. Но давайте вернемся к нашей истории и посмотрим, что случилось, когда стоицизм пришел в Рим.