СГ: А может, сексуальное. Ты стыдишься? У тебя с этим проблемы. Что ты сейчас чувствуешь?
Н: Ой, что чувствую, ой, что чувствую… (Наклоняется вперед, закрывает лицо руками, смеется)
СГ: Ой, ой, щас я вам так и скажу…
Н:(машет головой) Не скажу.
СГ: А может, раскроешь… цветник?
Н(отрицательно мотает головой).
СГ: Что тебе мешает?
Н: Столько людей…
СГ: «Александр Борисович, только ты и я. Когда мы останемся наедине…»
Н: Да это у вас проблемы, доктор!
СГ: У меня — безусловно. Я слишком падок на сумочки с нежной кожей.
Н: О боже, у меня от смеха болит голова!
СГ: Это симптом. Ну, ничего. Сегодня пришел симптом — завтра придет мужчина.
Н: Нет, нет, хватит. Хватит мужчин.
СГ: Ой, ну что ты мне рассказываешь. Прямо ты сейчас бросишь водить глазками и начнешь работать.
Н: Может, и начну.
СГ: Посмотри мне в глаза.
Н.не может, хохочет.
СГ: Ну, не сейчас. Но кокетство — это уже хорошо. Эту энергию потом можно будет направить по делу. Главное — оторвать ее от мужчин. Мужчины к ней на самом деле не относятся. И если они этого не понимают и сунутся — ой, как им несдобровать… Ой, что с ними будет…
Н: Мне их не жалко.
СГ: Вот именно.
КОКЕТСТВО — РОДНАЯ ИГРА ДЛЯ ПСИХОТЕРАПЕВТА.
(К—10, стр. 43)
ПЕСЕНКА ПРО ЛИБИДО (М—3, стр. 66)
Д—9.
Маленький закаканный ребенок и большой асфальтовый каток
А: Андрей. У меня много работ, я многое умею делать. Вообще-то я врач, и работаю в психотерапии последние несколько лет. Вот, заинтересовался вашей методикой, оказался здесь.
СГ: Что ты сейчас чувствуешь?
А: Хорошо я себя чувствую, мне интересно.
СГ: И как тебе ее выступление? (кивает на Надю).
А: Выпендривается слегка… Играет, конечно.
СГ: А можно принять то, что не все люди осознаны?
А: Да, вполне можно. Я могу.
СГ: А можешь представить себе, как я к тебе отношусь?
А: Вы ко мне?
СГ: Ну, зачем ты переспрашиваешь?
А: А, простите. Как вы ко мне относитесь — ну, с симпатией, я полагаю.
СГ: А еще?
А (молчит).
СГ: Ну, сыграй меня, вот здесь на стульях, спроси и ответь себе за меня. Интересный разговор получится.
А (за себя): Как ты ко мне относишься?
А (за терапевта): Как кошка к мышке. Поиграю и съем.
СГ: Ничего себе фантазия. Ну-ну, продолжай.
А (за терапевта): Ты говоришь какие-то умные слова, крепишься, а сам, как москаль в том анекдоте, идешь прямехонько к яме.
А (за себя): Да откуда вы все это знаете?
А (за терапевта): А так, решил.
А (за себя): И как вы ко мне относитесь?
А (за терапевта): С бо-ольшим уважением.
СГ: Приехали. Сам-то понял, что сказал?
А: Не-а.
СГ: Ну, давай, разберем, проанализируем.
А: Ну, конечно, мы сейчас проанализируем, раскопаем и найдем маленького закаканного ребенка на горшке, ткнем в него пальцем и скажем: «Смотри, Андрей, это ты». И будем очень радоваться, пожмем друг другу руки, какие мы тут крутые аналитики.
СГ: Зачем ты мне это говоришь?
А: А это мышка пищит перед смертью…
СГ: Ну-ну, мышка… А то, что ты же и мышка, ты же и кошка, понимаешь?
А: Да, вполне.
СГ: Ты как одна моя пациентка. Она мне говорит: «Доктор, я не могу тут с вами долго разговаривать. В шесть часов на Октябрьской площади я должна попасть под асфальтовый каток. Он уже выехал». Я говорю: «Да ладно, давайте поговорим». Она : «Нет, он уже выехал. Пора».
ГРУППА НАЧИНАЕТСЯ С МАРАЗМА. (К—2, стр. 35)
Я СИЖУ В КВАРТИРЕ. ИЗО ВСЕХ ЩЕЛЕЙ ДУЕТ. (С—4, стр. 73)
САМОЕ КЛАССНОЕ В ЖИЗНИ — ЭТО ИМЕТЬ АВТОРИТАРНОГО
ПАПУ. (К—14, стр. 45)
Д—10.
Разговор с мамой
СГ: Слушай, что ты всё время смущаешься?
А: Я смущаюсь? Да, наверное.
СГ: Смущение, в принципе, — это предательство. Ты отказываешься сам от себя. И я не вижу причин — сейчас — это делать. Что тебя заставляет?
А: Не знаю… Привычка…
СГ: Или тебе мама так говорила? «Сиди, сынок, тихо, смущайся, не то еще ляпнешь что-нибудь не то…»
А: Мама… Да, говорила…
СГ: А ты ей что говорил?
А: Я ей… ничего не говорил…
СГ: Нет, ты говорил, ты своим поведением говорил: «Хорошо, мамочка, будет исполнено, мамочка, буду смущаться, буду всю жизнь сидеть тихонько на стуле и не пукать без твоего разрешения».
Читать дальше