Ганс Гадамер: Об искусстве вопрошания

:i

либо. Историческое предание может быть понято лишь [в том случае, если мы учитываем также и те определения, которые получает понимаемое в ходе дальнейшего исторического развития; подобно тому и филолог, имеющий дело с поэтическими или философскими текстами, iiiiacT об их неисчерпаемости. В обоих случаях именно дальнейший ход исторического свершения раскрывает и содержании предания новые аспекты значений. Благодаря новой актуальности в понимании тексты точно так же итягиваются в подлинное свершение, как события благодаря самому их дальнейшему развитию. Именно это мы и обозначили как действенно-исторический момент в рам-, ках герменевтического опыта. Всякая актуализация в понимании способна постичь себя самое в качестве исторической возможности понятого. К исторической конечности нашего бытия относится наше сознание того, что те, кто придут поело нас, будут понимать по-другому. И тем не менее для нашего герменевтического опыта столь же несомненно, что произведение, раскрывающее в процессе понимания свою смысловую полноту, остается одним и тем же, точно так же, как одной и той же остается история, чье значение постоянно получает новые определения. Герменевтическая редукция к мнению автора столь же неуместна, как и в случае исторического события редукция К намерениям тех, кто участвовал в этом событии.

Однако реконструкцию вопроса, ответом на который является данный текст, нельзя понимать как простой результат применения исторической методики. Скорее напротив, вначале стоит вопрос, с которым текст обращается к нам, — стоит наша затропутость (Belroi'1'ensein) словом предания, так что понимание этого последнего изначально включает в себя задачу исторического самоопределения современности преданием. Таким образом, отношения вопроса и ответа переворачиваются. Содержание предания, которое к нам обращается — текст, произведение, историческое свидетельство, — само задает нам вопрос и тем самым выводит наши мнения в сферы открытого. Чтобы ответить на этот заданный нам вопрос, мы, вопрошаемые, должны сами начать спрашивать. Мы стремимся реконструировать вопрос, на который данное содержание предания было бы ответом. Однако мы не в состоянии этого сделать, если, спрашивая, не выйдем за пределы намеченного при этом исторического горизонта. Реконструкция вопроса, па который текст должен быть ответом, сама осуществляется в рамках спрашивания, путем которого мы ищем ответ на вопрос, поставленный нам преданием. Ре-

конструированный вопрос не может оставаться в границах своего изначального горизонта. Ведь описанный путем реконструкции горизонт еще не является по-настоящем\ всеохватывающим. Он сам, скорее, объят горизонтом, охва тывающим нас, спрашивающих и затронутых словом предания.

Поэтому герменевтика всегда должна быть выше простой реконструкции. Невозможно уклониться от продумы вания и выдвижения на уровень открытости вопроса того, что для данного автора было несомненным и потому ос талось им не продуманным. Тем самым мы вовсе не распахиваем двери для произвола интерпретатора, но лишь описываем то, что всегда происходит. Чтобы понять за трагивающие нас слова предания, всегда требуется выво дить реконструированный вопрос в открытость его пробле матичности (Fraglichkeit), то есть переводить его в тот вон рос, которым является для нас предание. Если «истори ческий» вопрос ставится лишь ради него самого, то это всегда означает, что он уже не «встает» в качестве вопро са. Он является лишь остаточным продуктом некоего боль ше-не-понимания, окольным путем, на котором мы застря ли зб. Напротив, к действительному пониманию относится то, что оно вновь обретает понятия исторического прошло го таким образом, что они содержат в себе также и нашу собственную понятийность (Begreiferi). Выше [см. с. 361 и ел.] мы назвали это слиянием горизонтов. Мы могли бы сказать вместе с Коллингвудом, что мы понимаем липи. тогда, когда понимаем вопрос, на который нечто является ответом, и понятое таким образом не повисает в отор ванности своего мнимого смысла от наших собственных мнений. Напротив, реконструкция вопроса, в свете которо го смысл текста понимается как некий ответ, переходит в наше собственное спрашивание. Ведь текст должен быть понят как ответ на действительное спрашивание Лишь раскрывшаяся теперь тесная связь между вопро шанием и пониманием сообщает герменевтическому опы ту его подлинное измерение. Тот, кто хочет понять, волен оставлять нерешенным вопрос об истине того, о чем идем речь в тексте. Он волен также, отвлекаясь от непосредст венного мнения о том или ином деле, обратиться к смысло разумению (Simimeinung) как таковому, рассматривая его не как истинное, но исключительно как осмысленное, так что вопрос о возможной истине оказывается в состоя иии неопределенности — подобное приведение-в-состо яние-неопределенности само уже есть спрашивание в сто подлинной и изначальной сущности. А это последнее1 все! д;>