Но иногда объявляется, что субъективный критерий – это единственно возможный критерий оценки истинности знания . Так как, мол, любое знание дано человеку только через сознание, то само Сознание и только само Сознание должно нести подлинное знание, – убеждают мистики всех времен и народов. При принципиальной опоре на такой способ оценки достоверности знание принципиально покрыто тайной. «Все написано в книге очевидности» – сказано в Коране, иными словами, субъективный критерий очевидности необходим и достаточен для познания Истины. «Царство небесное внутри нас», – говорят христиане. Это и значит, что только внутри самого себя человек может узреть Божественный свет Истины. А.Н. Волкова очень точно пишет: «Почти все, кто достиг понимания истинной природы этого феномена, тут же бросают заниматься им, поскольку понимают полную неспособность вразумительно и человеческим языком объяснить то, что они поняли». [312] Волкова А.Н. Феноменология мистического опыта. СПб., 2002, с.4.
Мистическое познание использует только один критерий, только одному критерию доверяет: собственному субъективному переживанию (какими бы разными словами это переживание ни называлось).
Некоторые философы пытались приписать этому чувству субъективной уверенности некое квазиразумное основание. Так, Э. Гуссерль полагал, что ”круг уверенностей“, с которым живёт человек, – это достоверные, очевидные предпосылки всякого познания, обусловленные самой жизнью. По-видимому, нечто сходное утверждал и М. Хайдеггер: «Человек каждый раз оказывается мерой присутствия и непотаенности сущего благодаря своей соразмерности тому, что ему ближайшим образом открыто, и ограниченности этим последним – без отрицания закрытых от него далей и без самонадеянного намерения судить и рядить относительно их бытия или небытия». [313] Хайдеггер М. Европейский нигилизм. // Проблема человека в западной философии. М., 1988, с.264-265.
Я не уверен, что правильно понимаю подобные тексты. Если это всё же не чисто дзеновское иносказание и не просто поток сознания, дабы выразить невыразимое, то, по-видимому, Хайдеггер полагает: человек способен быть мерой сущего (т.е. способен понимать сущее), поскольку то, что ему непосредственным образом дано («ближайшим образом открыто»), само по себе этому сущему “соразмерно”. Во всяком случае, Л.А. Микешина трактует Хайдеггера так: понимание – это «изначальная характеристика самой человеческой жизни как бытия-в-мире». [314] Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. М., 2002, с.262.
Подобные утверждения нечто загадочное констатируют, но, к сожалению, ровным счетом ничего не объясняют.
Правда, мистикам приходится вводить ещё один специфический критерий. Дело в том, что разные люди получают через своё Сознание разные знания. Как быть? Есть пророки и лжепророки. Кому верить? Как отличить субъективную достоверность мистических переживаний от, например, бредовых идей , которые как раз и определяются как такие, которые воспринимаются с абсолютной непоколебимой субъективной уверенностью? И тогда нам объясняют: в голове у каждого человека хаос мыслей и желаний, они спутываются друг с другом и мешают узреть Истинный свет. Надо научиться не обращать на них внимания, достичь – с помощью специальных техник работы с Сознанием – состояния «отрешения от всего», «опустошения сознания» и только тогда придёт Откровение и произойдёт встреча с Подлинным. Отсюда все мистики проповедуют в той или иной форме аскезу, но при этом формулируют также особое требование: пользоваться только правильными техниками «отрешения». Но что является правильной техникой? Каждая мистическая школа решает этот вопрос по-своему, часто выдвигая следование собственным ритуалам в качестве обязательного критерия оценки правильности. [315] См. Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс. СПб., 2000, с.49-58.
В науке же наоборот: только нормативные критерии необходимы и достаточны для оценки истинности знания . Умение правильно (т.е. по правилам) обосновывать свои высказывания – главное профессиональное требование в науке. Ученого никогда не обвинят в том, что он не совершил открытия (это понятно: даже очень титулованных ученых на порядок больше, чем научных открытий). Но ему не простят, если он некорректно обосновал выдвинутые им идеи. Конечно, ни один ученый сам по себе не воспримет никаких идей, если субъективно не убедится в их правоте. Но это – его личное дело, не имеющее значения для научного сообщества. Уверенность в истинности собственной позиции не может считаться аргументом в научном споре, даже маститые ученые позволяют себе говорить об этом разве лишь в своих мемуарах. Впрочем, ученый может лишь надеяться, что он открыл истинное знание, но никогда не должен быть в этом уверен.
Читать дальше