Виктор Мамченко - Воспитание сердца

Какой наградою — и доброй или злою —
Влеком был путник в даль чернеющих стволов,
Кружилась ли душа над ледяной золою
Иль сильных рук ее счастливый был улов.
Плетется в искрах путь. Жемчужиною снежной
Увенчан образ твой, чудесный человек!
Твоя земля звучит симфонией безбрежной —
Тобой звучит она, трагичная вовек.

Здесь редок снег, здесь только зимний холод,
Здесь снег бранят и грязью и чумой,
И парижанину подснежный город
Давно не мил, и он спешит домой.

Люблю я снег полночною зимою
В латинских улицах и тупиках,
Когда века в снегу идут со мною,
Спешат со снежной музой на руках.

И тишина звучит тревожным боем
Курантов, вдруг очнувшихся в снегу...
Мечта со мной, нам весело обоим,
Молчит она, молчать я не могу;

И вот шепчу я (с русским удареньем!)
Слова чужие страсти и любви, —
Французским меряю стихотвореньем
Печаль и радость русские в крови.

Все те же мерцают деревья,
Все те же дорожки. По саду
Садовник разносит рассаду —
Огромные годы мгновенья.

Еще ворота не закрыты.
Свистком сторожа не тревожат.
А все же друзья позабыты,
Их нет здесь, и быть их не может;

Ушли вслед поспешному «было»,
Оставили общее дело,
Как будто под ношей изныло
Их теплое легкое тело.

И был я когда-то любимым.
Каштаны цветут на том круге.
Вот машет крылом голубиным
Романтика — в память о друге.

Над землей осенней, милой,
Гуси дикие кричат,
Разогнали летной силой
Сновидений черный чад.

Крик их горд, живой тревогой
Предрассветный час притих:
Видно, русскою дорогой
Прилетела стая их.

Это краткое круженье
Птиц свободных в небесах
Было свет и пробужденье
В неожиданных слезах.

На Черном море, далеко,
Омытый пенными волнами,
Корабль, под дымом и парами,
Идет спокойно и легко.

И золотом мерцает день,
Он счастлив солнцем и цветами,
Летит солеными ветрами
До провансальских деревень.

Счастливый день, счастливый путь —
Вам, люди, поднятые светом,
Пусть не коснется темным бредом
Вас в море северная муть!

В Париже зимний день в дыму,
Но кажется, что это — сети,
В них бьются люди: люди эти
Не верят страстному уму.

Они не видят вашу даль,
Они в заботах — как в тенетах,
Не разбираются в поэтах,
Им и самих себя не жаль.

Ах, винтики от рычагов!
Но музыка, как Палестрина,
Как эта жаркая витрина, —
Не уступает ничего.

Бутон багровой розы
Из сада моего
Вплела как счастье в косы
И унесла его.
И пусть его уносит
Прохожая весна,
Пусть имени не спросит,
Она и так грустна!
Она и так волнует,
Как тихий свет струю,
И звездами бунтует
У сердца на краю.
Пусть проплывает мимо
Волнение мое,
Оно неутолимо,
И звездно бытие!

Последний знак, и вот скользят огни,
А в сумраке — твои глаза одни;
Тяжелый поезд медлит все, пока
В прощанье бьется жаркая рука.

Уйдет он прочь под арками мостов,
Но — звездный путь ему, счастливых снов!
И дней — с утра — цветущею землей,
Людей ему — веселою семьей!

Шумит в огнях Париж ночной, глухой...
Ну что, дитя, уехал милый твой;
Чего ж ты ждешь, и плачешь, как во сне,
И сон — не твой, не в розовой весне;

Должно быть, поезда нещадный стук
Об сердце бьется, сердце из-под рук
Летит за ним, летит как счастье дней, —
Подстреленным полетом лебедей.

Скажу тебе о днях. Пройдут они.
У жизни будут дни — другие дни.
Не может быть, чтоб в сердце навсегда
Жила, была горючая беда.

Тяжелый дом, а дальше — холмы, горы;
Прованса день уходит в дальний свет;
Прохладе солнечной раздвинул шторы
Привычный жест, как было сотни лет.

К приходу вечера девичьи зовы
Спешат сказать — и чем душа полна;
Повторные слова взволнованны и новы,
Как в море миллиардная волна.

Старушка черная под черной шляпой
Сидит и спит у солнечной стены,
И ловит тень котенок мягкой лапой —
Кривую тень старушечьей спины.