Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

Когда та слышит слова племянницы, они трогают ее до слез. Она улыбается ей и по собственной инициативе говорит: «Живи, детка, живи!» Заместительница пациентки сияет, и я предлагаю ей подтвердить решение жить: «Да, в честь тебя теперь я буду жить!» Они долго обнимаются, а когда они отрываются друг от друга, заместительница пациентки встает и медленно отходит от расставленных персонажей. Дойдя до круга, в котором сидят участники группы, она разворачивается и смотрит вперед, в будущее. Заместители отца и матери, поддерживая ее, встают за ней.

Заместительница ее тети доброжелательно смотрит им вслед и выглядит счастливой и довольной, потом она встает и становится рядом со своим отцом. Они долго смотрят друг на друга, а потом обнимаются.

Пациентка несколько утомленно, но без напряжения смотрит на конечный образ расстановки и говорит: «Я всегда тосковала по такому миру, теперь я возьму его с собой! Спасибо!»

Абортированный брат или сестра

(пациентка со склонностью к суициду во время беременности)

Ко мне на прием приходит 30-летняя женщина и просит подобрать ей гомеопатическое лечение. Она счастлива в браке, у нее двое детей трех и пяти лет, и сейчас она на четвертом месяце беременности третьим ребенком. Последние четыре недели она страдает депрессией с сильными приступами тревоги и страха, не может спать, и, кроме того, ее все чаще одолевают мысли о самоубийстве.

Я начинаю гомеопатическое лечение и одновременно рекомендую пациентке принять участие в расстановочной группе. Она с радостью принимает это предложение, поскольку мысли о самоубийстве принимают все более конкретные очертания. Мы начинаем расстановку с заместителей для пациентки и ее симптоматики. Поскольку эта конфигурация не дает указаний, которые помогли бы нам продвинуться дальше, я прошу пациентку включить в расстановку заместителей для ее родителей.

С появлением заместительницы матери заместительница симптоматики сразу чувствует к ней притяжение, а существовавшая до этого связь с пациенткой прекращается. Однако заместительница матери отворачивается от симптоматики. Та следует за ней и в конце концов ложится у ее ног как спящий маленький ребенок. Пациентка отвергает все мои намеки, что заместительница симптоматики может напоминать умершего ребенка матери или еще кого-нибудь из ее семьи, обосновывая это тем, что у нее с матерью хорошие, доверительные отношения, и «если бы это было так», то она бы об этом знала. Из этой расстановки пациентка может принять только то, что симптоматика на самом деле относится к ее матери. Склонившись перед ней, она чувствует, что освободилась от какого-то груза, а заместительница матери выказывает готовность позаботиться о симптоматике.

Пациентка покидает группу с заметным облегчением и надеждой, но уже через неделю появляется снова, чтобы сообщить мне, что после двухдневного облегчения ее состояние снова ухудшилось.

Она охотно соглашается на мое предложение, чтобы на расстановочную группу пришла ее мать. В расстановке нынешней системы матери заместители, не получив никакой предварительной информации, демонстрируют те же движения что и в расстановке дочери. Мать, плача, рассказывает, что абортировала своего третьего ребенка. Когда в расстановке она принимает этого ребенка, заместительнице дочери удается отказаться от потребности поддерживать мать и она свободно поворачивается к мужу и детям.

После расстановки матери пациентке становится немного лучше. Но примерно через месяц, когда пациентка находится уже в начале седьмого месяца беременности, мне в полном отчаянии звонит ее муж. Уже несколько дней его жене требуется постоянный присмотр. Если я смогу немедленно их принять, это будет последней попыткой перед походом к психиатру.

Я соглашаюсь, и когда они приходят, меня пугает вид и состояние пациентки. После краткого выяснения ситуации быстро становится понятно, что ей необходима психиатрическая помощь. Но я решаю сначала позвонить ее матери и спросить, не освободит ли она меня ввиду этой крайне тяжелой ситуации от обязанности неразглашения. Она соглашается, и с ее разрешения я рассказываю пациентке о том, что знаю.

Известие о сделанном матерью аборте ошеломляет пациентку, но ее взгляд проясняется. Деструктивное, вовлекающее всех неуемное беспокойство вдруг сменяется растерянным молчанием. Когда муж осторожно берет ее за руку, она начинает плакать. Он долго ее держит, и когда она снова успокаивается, они отправляются домой. С этого момента мысли об убийстве и самоубийстве остаются в прошлом.