Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

Получив в невербальном контакте эту информацию, я начинаю диалог с вопроса о ее проблеме. Она отвечает: «Я почти не решаюсь назвать ее вслух: меня преследует ощущение, что во мне что-то живет. Меня это очень пугает, и до сих пор я не решалась обратиться по этому поводу к врачу или психотерапевту». Каким-то образом чувствуется, что тревога пациентки обоснована. В ней чувствуется что-то «чужое», что-то, что к ней словно бы не относится или не должно относиться, понятен и страх, который ей это внушает. С одной стороны, мое подтверждение ее восприятия приносит пациентке облегчение, но, с другой стороны, ее напряжение и страх ощутимо возрастают, как будто этим у нее отняли надежду, что, может быть, это все-таки не так. Чтобы ее успокоить, я осторожно обнимаю ее за плечи и, несмотря на ее сопротивление, немного привлекаю к себе. Пациентка начинает плакать и кладет голову мне на плечо. Так я держу ее до тех пор, пока она немного не успокаивается. Когда она хочет высвободиться, я поддаюсь внутреннему импульсу и обнимаю ее еще и второй рукой и держу чуть крепче. Тогда она начинает глубоко дышать и решительно пытается вырваться. Я согласую силу своего давления с ее сопротивлением, и, когда она начинает все быстрее и глубже дышать, становится понятно, что пациентка регрессирует в родовую травму. Я прошу ее перевести дыхание в движение всего тела и таким образом высвободиться из моего крепкого захвата. Пациентка медленно пробирается через мои руки. Тем временем я выбираю двух заместителей для ее родителей и показываю им, чтобы они приняли и держали обессиленную пациентку. С заметным облегчением она выскальзывает в руки заместителей своих родителей. Когда она немного отдохнула, я спрашиваю, что случилось при ее рождении. Она отвечает: «У меня была резус-несовместимость, и мне сразу понадобилось полное переливание крови, иначе я бы умерла. Я родилась в маленькой больнице в Церматте. Один работавший там санитар с подходящей группой крови согласился стать донором. Это спасло мне жизнь».

Я выбираю заместителя для донора крови и прошу его встать за сидящими на полу родителями. Пациентка с любовью на него смотрит и по собственному побуждению говорит: «Спасибо!» Тогда заместители родителей тоже оглядываются на него и говорят: «Спасибо!» Санитар кладет руки на плечи родителей пациентки и с радостью смотрит на молодую семью.

Где-то через год после расстановки пациентка написала мне благодарственное письмо с примечанием, что после этой работы она «словно родилась заново» и празднует годовщину этого изменения как свой второй день рождения, поскольку с тех пор у нее нет ощущения, что она носит в себе что-то чужое.

Из-за сильной связи с членами родительской семьи, прежними партнерами или собственными травматическими переживаниями родители часто бывают не свободны, чтобы раскрыться для отношений со своими детьми. Дети чувствуют, что в отношениях с родителями что-то не в порядке. Они испытывают неуверенность и ощущение, что не могут на них положиться, и, как правило. сначала ищут причину такого нарушения отношений в себе.

В расстановках переплетение родителей обычно проявляется в том, что их заместители не могут почувствовать близость с детьми, не выносят ее и иногда даже отворачиваются от них.

Злость: «Дорогой папа, я был несвободен»

(пациент с высоким давлением)

Мужчина (около 35 лет) последние три года страдает повышенным кровяным давлением. На мой вопрос, не произошло ли три года назад в его жизни что-то особенное, он отвечает: «Фирма, где я работал, внезапно объявила о банкротстве, и мне пришлось искать другую работу. Я получил хорошее образование и мне не о чем было беспокоиться, но из-за этой ситуации я впал в глубокую депрессию. У меня было такое ощущение, что меня лишили основы для жизни».

Во многих расстановках обнаруживалось, что то, как мы относимся к профессиональным темам, часто бывает связано с нашими отношениями с отцом. (Как выяснилось позже, слова: «У меня было такое ощущение, что меня лишили основы для жизни», указывали на то, что основы для жизни был лишен член семьи, с которым пациент был связан и переплетен). Поэтому первым делом я спрашиваю пациента, как он чувствует себя с отцом, произошло ли в их отношениях что-то особенное.

Пациент кривится и угрюмо отвечает: «Когда мне было 17 лет, отец бросил мою мать!»