Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

Сама пациентка тоже начинает плакать и говорит: «Я всегда на нее злилась за то, что она ушла!»

Тем временем заместительница болезни снова повернулась к ним, и теперь она наблюдает за происходящим. Когда она видит примирительное движение между матерью и дочерью, она постепенно, шаг за шагом, уходит из расстановки.

По моему предложению пациентка теперь сама занимает свое место в расстановке. Она встает на колени рядом с заместительницей матери, берет ее за руку и со слезами говорит: «Мне так жаль!» Мать заключает ее в объятья, и пациентка плачет у нее на груди. Когда она освобождается из объятий, я предлагаю ей сказать: «Дорогая мама, даже если это было тяжело для меня, теперь я соглашаюсь с тем, как это было. Теперь я уважаю твою жизнь - и твою смерть».

После этой работы пациентка испытывает огромное облегчение. Два дня спустя, во время заключительного круга, она говорит, что начинает понимать, скольких сил ей стоила ее злость. После расстановки она ощущает непривычную легкость, в том числе в близости с мужем.

В многочисленных расстановках с пациентами, страдающими фибромиалгией, я постоянно сталкивался с тем, что одним из основных их чувств была злость. Это могла быть (как в данном случае) злость ребенка, чувствующего себя брошенным кем-то из родителей, или злость на партнера вследствие тяжелого разочарования или, например, из-за того, что тот пьет, или перенятая злость прежней жены или подруги отца, поскольку тот плохо с ней расстался.

Ранняя потеря одного из родителей иногда приводит еще к одной динамике, а именно следованию за умершим в смерть. Тоска ребенка по близости с родителями здесь сильнее, чем желание жить. Поэтому за многими опасными для жизни заболеваниями, зависимостями, а также за необъяснимо частыми несчастными случаями нередко стоит более или менее осознаваемое стремление к смерти. Оно может проявиться уже в терапевтической беседе с пациентом, когда тот, говоря об опасной болезни или симптоматике, бессознательно улыбается.

Иногда динамика следования может прекратиться в расстановке, если пациент посмотрит в глаза тому, за кем он хочет последовать, и сможет согласиться с его смертью. В этом контакте он осознает, что умерший не хочет близости и любви такой ценой, что для отца или матери самое большое счастье, когда их ребенок жив и здоров.

Наряду со следованием детей за родителями, мы обнаруживаем эту динамику также между супругами или у родителей рано умерших детей. (Правда, по моему опыту, в этих случаях супругу или ребенку, за которым хочет последовать пациент, часто приходится замещать для него кого-то из родителей.)

Ранняя смерть: «Мой отец пошел на риск...»

(пациент со СПИДом)

В рамках обучающей группы я работаю с больным СПИДом мужчиной-гомосексуалистом, возрастом около 30 лет. Судя по его натренированному, загорелому телу, он ведет здоровый образ жизни, и в разговоре он подтверждает свое сознательное и осмотрительное обращение с болезнью. На вопрос о том, каким образом произошло заражение, он отвечает, что это было много лет назад и он практически уверен, что заразился в результате единственного сексуального акта с одним пожилым партнером. В принципе контакт с этим мужчиной был ему неприятен, он знал про риск, и все же у него не хватило духа довериться своим сомнениям и уклониться от общения с этим человеком.

Ни о чем больше не спрашивая, я предлагаю пациенту расставить его родительскую систему. Он выбирает заместителей для своего отца, матери и для себя самого и расставляет их по отношению друг к другу. При этом заместителя отца он ставит на необычно большом расстоянии от себя и матери. У заместителя отца возникает сильная физическая реакция. У него так дрожат ноги, что в конце концов он не выдерживает и опускается на пол. Его ноги по-прежнему дрожат, а сжатые в кулаки руки сводит судорогой до тех пор, пока он совсем не лишается сил и через какое-то время закрывает глаза. Теперь он лежит на полу как мертвый. Заместитель пациента, словно оцепенев, смотрит на него, не в состоянии ни двигаться, ни как-то выразить свои чувства.

Сам пациент со слезами на глазах следит за движениями заместителя своего отца. Когда он немного успокаивается, я спрашиваю, что произошло. «Мой отец умер, когда мне было два года. Я его практически не помню. Мы с матерью не смогли с ним попрощаться. Он был пожарным, и на одном вызове он погиб. Несмотря на возражения коллег, он еще раз вошел в горящее здание, чтобы спасти людей, застигнутых врасплох ночным пожаром. Он пошел на риск, на который идти не следовало!»