Виктор Улин - Литературный институт

В стремлении к правдоподобию произведений писатели обращаются к соответствующим формам.

В прежние времена – да, пожалуй, и в нынешние! – идеальным считалось повествование от первого лица. Вероятно, это оправдано: независимо от сказовости или однолинейности сюжета, местоимение « Я » в тексте влияет подсознательно. Не задумываясь о литературоведческих проблемах, читатель воспринимает повествование от первого лица как рассказ реального человека. Обращение к такой форме мы видим в « Золотом осле » Апулея; корни же ее теряются во тьме веков.

В XVII-XVIII веках прибавилась еще одна сходная форма – эпистолярная. Роман в письмах – если он написан художественно – оказывает еще более сильное влияние, чем повесть: ведь там автор может попеременно обращаться к разным рассказчикам, демонстрировать разные психологические типы, освещать одни и те же явления с разных сторон.

Для своего « Робинзона » Даниэль Дефо избрал форму, наиболее пригодную для отшельника на необитаемом острове: дневник. Пожалуй, первым из европейских писателей Дефо развил дневниковый вариант, наполнил содержанием, показал героя через его рассказ о самом себе.

Подлинная достоверность не может возникнуть без достоверности характеров. Робинзон реален. Это обычный человек, чуждый литературщине и позерству. Он не озабочен проблемами человечества, не совершает поступков во имя торжества добродетели. Он просто живет, и в том его главный поступок.

Для создания еще большей достоверности Дефо мастерски использует разные приемы.

Это и композиция сюжета – линейная с поступательным прямым развитием во времени, характерная для устного рассказа.

Это и некоторые, столь же характерные, отступления от единой формы: дневник Робинзона обрывается не по исчерпании сюжета, а из-за недостатка чернил.

Это, наконец, и мелкие, вроде бы лишние детали – например, землетрясение – которые не несут смысловой нагрузки, но создают дополнительную иллюзию реальной жизни, изобилующей случайными необязательными событиями.

Все это многократно усиливает воздействие романа.

3

В истории, последующей написанию « Робинзона Крузо », к роману обращались не раз.

Робинзона оживляли, погружали в новые времена; возник даже особый жанр « робинзонады » проявляющийся порой в совершенно различных произведениях.

Роман подвергали критике со всех сторон.

Особенно сильно досталось бедному моряку из Йорка от противников буржуазного строя.

В Робинзоне видели элементы буржуа, подчеркивали его якобы отрицательные черты: индивидуализм, приверженность к денежным отношениям и многое другое, характерное для жизненных условий того времени.

Между тем мне кажется, что нападки безосновательны. В принципе смешно требовать каких-то интересов помимо материальных от человека, в одиночку борющегося за жизнь на необитаемом острове. Да, Робинзон – буржуа периода первоначального накопления капитала. Создав нормальные жизненные условия своими руками, впоследствии он получил наемную рабочую силу в виде Пятницы. С точки зрения экономики – чьи законы, как мы все-таки убедились, правят миром – такой итог вполне закономерен.

Очутившись на острове, Робинзон в срок, сравнимый с продолжительностью человеческой жизни – даже с ее частью! – сумел создать хозяйство, обеспечивающее всем необходимым. Он экономический гений, с него стоит брать пример в нашей нынешней борьбе за существование.

Попадало Робинзону и с чисто литературных позиций.

Дефо упрекали в том, что его герой бездуховен, что он чужд романтизму, не думает о вечном, а природа интересует его лишь с утилитарной точки зрения.

Мне такая критика также кажется неправомерной. Робинзону требовалось выжить. И если бы Дефо наделил своего героя рефлексией, то поплатился бы достоверностью, ибо рефлексировать может лишь тот, у кого для того есть условия; у Робинзона их не было.

Его в самом деле не интересуют духовные вопросы, поскольку их в принципе не может быть у человека, чье будущее зависит от того, удастся ли приручить коз прежде, чем иссякнет запас пороха. Ему чужды размышления, выходящие за рамки решения одномоментных проблем: вспомним запись на двух половинках листа о « плюсах » и « минусах » его положения. Будучи набожным, как всякий невежественный сын XVII века, Робинзон имеет тексты Священного писания и вроде бы верит в существование божественных сил. Но – лишь внешне. Когда дело доходит до серьезной ситуации, он проявляет себя атеистом – как любой здравомыслящий человек, в каком бы веке ни жил: ведь свободный ум не может признавать над собою сверхъестественной власти.