Скотт Карни - Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек

Гаагская конвенция не особенно помогает. Она не предусматривает возвращения похищенных детей биологическим родителям и не учитывает того воздействия, которое может оказать подобное воссоединение на ребенка, своих настоящих родителей даже не помнящего. Рене Хоксберген, старший профессор психологии в Утрехтском университете в Нидерландах, специалист по усыновлению, считает, что ребенок должен узнать свою историю – со временем.

«Сообщить о похищении можно по-разному, но в любом случае не сейчас: ребенок для этого слишком юн», – написал мне по электронной почте Хоксберген. Тем временем, говорит он, американские родители должны установить контакт с индийскими и посылать им новости и фотографии ребенка, чтобы облегчить их горе. Все это в том случае, если ребенок действительно один и тот же.

И тут все становится еще запутаннее.

Вернувшись в Ченнаи через два месяца после нашей встречи в парке, я не получил никаких вестей от американской пары. Они игнорируют все мои электронные письма, и это расстраивает Сивагаму и ее мужа. «Вы встретились с ними, вы говорите, что они хорошие люди, вы видели нашего сына, так почему они не хотят с нами говорить? – умоляюще спрашивает Нагешвар Рао. – Мы знаем, что он в хорошей семье. Вернуть его нереально, но можем ли мы хотя бы познакомиться с ним?»

Он настаивает, чтобы я послал американцам еще одно электронное письмо, на этот раз с описанием родинок и небольшого шрама, которые не упоминались в той папке. И утром я получаю ответ. Приемный отец пишет, что у его сына нет ни одной из тех отметин, что упоминал Нагешвар Рао. «Поэтому мы не собираемся ничего предпринимать, – заключает он. – Прошу вас передать семье наши соболезнования. Мы понимаем, через что им приходится пройти и каким ударом станет для них это сообщение».

Шанкар скептически относится к моему рассказу: «Либо они врут, либо родинки со временем исчезли, – говорит он. – Мы не сомневаемся в тождестве; все указывает в их сторону [американской семьи]».

Кроме того, говорит он, вопрос вскоре уже может решиться раз и навсегда: в минувшем августе его агентство сделало запрос в Интерпол насчет образцов крови и волос ребенка, и наконец-то запрос дошел до офиса Генерального прокурора США. Теперь дальнейшее зависит от ФБР.

Но даже это ничего не гарантирует. Если американцы решат не исполнять запрос ФБР, хороший юрист может затянуть дело до тех пор, пока ребенок не станет взрослым, а тогда все решения будут зависеть от него самого.

Через год после начала расследования по вопросу личности Субаша дело почти не сдвинулось с мертвой точки. Индийская полиция постоянно собирается составить новый протокол, но и только. От семьи в Америке по-прежнему нет вестей. О направлении их мыслей можно судить лишь по одному анонимному комментарию с сайта журнала Mother Jones.

Некий комментатор, заявляющий о своей близости к этой семье, писал:

Родители приняли решение не разрушать стабильную на данный момент жизнь ребенка на основании неполной информации от семьи из Индии. Когда ребенок подрастет, приемные родители планируют рассказать ему о сложившейся ситуации. Если он решит выяснить положение дел, я уверен, что они поддержат его намерение. Все решения приняты семьей не ради личной выгоды, но из подлинной любви к сыну и заботы о его психическом состоянии. Они лучше всего понимают ситуацию. Они лучше всего знают ребенка. Дайте им возможность сделать подлинно любящий выбор за своего сына на основании всей имеющейся информации.

Через несколько месяцев после появления этого комментария Шанкар сообщил мне, что тест ДНК как раз проводится. После многолетнего давления ФБР удалось получить образцы и переправить их в индийскую лабораторию. И теперь началась игра в ожидание: анализы ждут своей очереди в лаборатории, после чего наконец будет получен научный ответ на вопрос о личности Субаша.

Однако американская семья все еще не установила контакт с Нагешваром Рао и Сивагамой ни одним из возможных способов – с моим участием или без него, – чтобы своими методами решить вопрос. Заявив, что у ребенка нет отличительных отметок, они никогда не давали третьей стороне возможности засвидетельствовать несходство.

Но Нагешвар Рао сохраняет надежду. Он продолжает регулярно наведываться в офисное здание рядом с судом, где обменивает свой тяжелый труд на представительство одного из ведущих юристов Ченнаи. Он поднимается по бетонным ступенькам, направляясь в дальний офис, проходит мимо стеклянных дверей, за которыми клерки-юристы работают с сотнями документов, складывая их в кипы. Где-то в этом бумажном море похоронены петиции, которые он подавал по поводу своего потерянного сына.