Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

Родовитейший аристократ, он стал соперником Суворова летом 1774 г. Репнин был племянником графов Паниных, членом их комплота, его граф П. И. Панин, посылаемый на усмирение Пугачева, хотел иметь своим помощником по военной части, и именно его на этот пост не назначила Екатерина II, передав столь важную должность, очевидно, по совету Г. А. Потемкина, надежному политически Суворову. С той поры меж генералами и пробежала черная кошка. Возьмите «Письма Суворова», изданные В. С. Лопатиным, раскройте алфавитный указатель имен, и вы увидите, что князь входит чуть ли не в пятерку наиболее упоминаемых полководцем лиц, уступая, пожалуй, самому Потемкину, императрице, ну и, может быть, Павлу I. Репнин «оставляет позади» и графа П. А. Румянцева, и М. И. Кутузова, и графа Н. И. Салтыкова. И везде у него малоприятная характеристика, как, например, все в том же письме де Рибасу от 10–12 августа:

«Тошно мне. Лучше б было у Вас. Здесь у Репнина свой фагот: «племянничек, журавль с Крестом…» [738] Суворов А. В. Письма. – С. 168.

Вражда эта длилась всю жизнь, пока в 1800 г. Суворова не стало. Репнин приложил руку в 1797 г. к опале фельдмаршала, приведшей к ссылке в Кончанское. Действовал он всегда исподтишка, обиняком, редко осмеливаясь на прямое противостояние. Пустить слух, граничащий с клеветою, – это было ему как-то сподручнее. Мы еще встретимся с его сиятельством в нашем повествовании.

А что же Суворов, каково ему теперь? Судя по всему, то, что случилось в треклятый день 27 июля, было попыткой вырваться из заколдованного круга как реальных, так и надуманных в его вечно нервозном состоянии обид. Рутинная разведка боем со стороны осажденных дала ему «толь нужный случай»: он решил «разогнать свою кровь», увлекся, неприятель неожиданно оказался подвижен и агрессивен, и вот уже из шармицеля получилось кровавое дело. «Вестовщики» из штаба запустили ветряную мельницу слухов, но это все уже привычно ему. Непривычно другое – неудовольствие Потемкина. Его благорасположение он не хочет и боится потерять. И прославленный уже полководец, андреевский кавалер, любимец солдат начинает слать своему патрону одно письмо за другим. Он старается воздействовать на чувства своего шефа:

«Болезнь раны моей и оттого слабость удручают меня [739] Несомненно, он не преувеличивает свое болезненное состояние, помноженное на нравственную боль. . Позвольте Светлейший Князь, Милостивый Государь, но кратчайшее время к снисканию покоя отлучитца в Кинбурн…» [740] Суворов А. В. Документы. – Т. 2. – С. 436.

Суворов очень чутко чувствует необходимость перемены дислокации: покинув лагерь под Очаковым, он дает возможность утихнуть сплетням за отсутствием предмета их, да и сам на косе, в окружении вечных стихий моря и ветра, царящих на узкой полосе земли, зажатой меж них, сможет уврачевать свои душевные раны. Несколькими строками ниже он проявляет себя еще и тонким политиком: на время краткого отсутствия просит передать свои батальоны в команду А. Н. Самойлова, племянника Потемкина. Это в письме от 2 августа, а через шесть дней – новое, и тональность тут совсем иная:

«Не думал я, чтоб гнев Вашей Светлости толь далеко простирался; во всякое время я его старался моим простодушием утолять. Изречение к Понсару падает на меня [741] Из-за повышенной мнительности Суворов принял на свой счет недовольство Потемкина лейтенантом флота Понсаром, состоявшим при полководце. . Велика ли та вина, хотя б три морские офицеры на мой спрос в неважном примерном щете ошибались. <���…> Извольте помнить, Сергей Лаврентьевич какой мой приятель, мог он и здесь на меня поднять, он при Вас шутит мною [742] В числе недругов своих считает он и любимца Потемкина С. Л. Львова, известного острослова. ; здесь меня не почитают [743] Мотив для Суворова очень важный: с непочтительностью мириться он не желал никогда, ибо таким образом затронута может быть честь его. , невинность не терпит оправданиев. Знаете прочих, всякой имеет свою систему, так и по службе, я имею и мою; мне не переродиться, и поздно [744] Здесь почти слово в слово повторены мысли, высказанные в письме к де Рибасу от 12–14 июня (см.: Суворов А. В. Письма. – М., 1986. – С. 154). . Светлейший Князь! Упокойте остатки моих дней, шея моя не оцараплена, чувствую сквозную рану, и она не пряма [745] Рана из-за беспокойного поведения генерала заживала долго и тревожила его. , корпус изломан, так не длинны те дни. Я христианин, имейте человеколюбие [746] Оба они были люди верующие, достаточно церковные для военных. . Коли Вы не можете победить Вашу немилость, удалите меня от себя, на что Вам сносить от меня малейшее безпокойство. Есть мне служба в других местах по моей практике, по моей степени; но милости Ваши, где б я ни был, везде помнить буду. В неисправности моей готов стать пред престол Божий. Остаюсь с глубочайшим почтением. А. Су…» [747] Суворов А. В. Письма. – Т. 2. – С. 438. .