Очень интересная концовка письма, придающая ему доверительность и одновременно ставящая в известном смысле знак равенства между корреспондентами, ибо только равный равному может давать советы. Усеченная подпись в конце была возможна, по этикету того века, в письмах только частных и только очень близким людям.
Чуть ли не в тот же день, 8 августа, генерал наш набросал еще одно письмо Потемкину. Как видно, поток чувств и мыслей просился на бумагу:
«Какая вдруг перемена Милости Вашей и что могу надеяться в случайных смертному нещастьях, когда ныне безвинно стражду! Противна особа, противны дела. С честью я служил бы, М[илостивый] Г[осударь], но жестокие раны приносят с собою, Светлейший Князь, утруждать В[ашу] С[ветлость] о изпрошении Милости Вашей, чтоб изволили дозволить мне на некоторое время отделиться к стороне Москвы для лутчего излечения оных и поправления моего ослабевшего здоровья с жалованием и моему стабу [748] То есть штабу.
. Я явиться к службе не замедлю» [749] Суворов А. В. Письма. – С. 166.
.
Его не оставляет мысль, что он вызвал неприязнь Потемкина, и посему готов удалиться из лагеря не на тот берег лимана, а куда-нибудь дальше, хотя и не отказывается от мнения своего, что «безвинно страждет». Однако же заднюю дверь оставляет открытой для возвращения, ибо просит сохранить жалованье как себе, так и своему штабу, и вообще «явиться к службе не замедлю» [750] Там же.
. Однако в тот же день фельдмаршал пишет ему письмо о сбережении здоровья солдат, начинающееся многозначительной фразой:
«Милостивый Государь мой Александр Васильевич! Болен бых и посетите мя. Евангелие и долг военного начальника побуждают пещись о сохранении людей…» [751] Русская старина. – СПб., 1875. – Май. – С. 39.
Речь вроде бы идет о солдатах, но можно понять это письмо по-другому. И тут же настроение меняется, и 10 августа Суворов пишет уже совсем в иной тональности:
«Voule's-Vous la vraie gloire, suives les traces de la vertu [752] «Если хотите истинной славы, следуйте стопами добродетели» (фр.). То, что в письме есть фразы на французском, в соответствии с этикетом означает, что оно частное.
. Последней я предан, первую замыкаю в службе отечества. Для излечения моих ран, поправления здоровья от длинной кампании, еду я к водам. Вы меня отпускаете. Минерал их ближе: в обновлении Вашей Милости [753] Суворов позволяет себе каламбур – верный признак, что настроение его улучшилось и что письмо не только частное, но и доверительно-интимное.
<���…> Светлейший Князь! Защищайте простонравие мое от ухищрениев ближняго против государственных неприятелей, ежели Бог изволит, я готов. Милостивый Государь! чрез 14 дней. С вечной преданностию и глубочайшим почтением по гроб мой…» [754] Сборник военно-исторических материалов. – СПб., 1891–1894. – Вып. 4. – С. 162–163.
После этого письма он вообще никуда не поехал и остался в Кинбурне. Зачем? Отношения были восстановлены.
И именно теперь Суворов садится за большое письмо де Рибасу, которое писалось чуть ли не три дня в Кинбурне и было наполнено обвинениями против иностранцев, укравших у него победу над турецким флотом:
«Сие всерьез. К 18 июня Блокфорт бой выиграл. Нассау всего-то и поджег то, что уж разорили да пулями изрешетили. Я протест изъявляю, а в свидетели возьму хоть Превосходительного Адмирала Поль Джонса [755] После того как он разругал неоднократно американца, это заявление выглядит несколько комично.
. <���…> Разбранили меня также в газете. Нет, лавры 18 июня – мои, а Нассау только фитиль поджег; а скажу и более – неблагодарный он!» [756] Суворов А. В. Письма. – С. 168.
Как раз после этой фразы и начинается текст, который мы разбирали выше, о противостоянии иностранным волонтерам, о сражении и ранении. Он выплескивает раздражение и успокаивается. К концу письма начинает строить предположения о дальнейшем ходе осады и… редчайший случай – ошибается:
«Турки больше делать вылазок не станут…» [757] Там же. С. 169.
Как раз через шесть дней они снова перейдут в наступление, и как раз на его левом фланге, против корпуса бугских егерей. В этом жарком деле 18 августа снова тяжело будет ранен М. И. Кутузов, снова в голову и снова выживет назло всем прогнозам врачей.
Кстати, о врачах: им снова нашлась спешная работа над бедным телом нашего героя. Как видно, вторая половина лета 1788 г. была для него несчастливая: 18 августа в Кинбурне на складе боеприпасов произошел сильный взрыв, было много убитых и раненых, в том числе и сам генерал-аншеф. На следующий день ему было так плохо, что письмо к В. С. Попову писал за него адъютант, а сам он смог вывести своим бисерным почерком лишь короткую приписку:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу