Питер Сингер - Освобождение животных [litres]

Я уже говорил, что разница между животными (оленями, свиньями, цыплятами), которых нельзя рассматривать как добычу, и растениями (например, кукурузой), которые можно собирать, состоит в том, что животные способны чувствовать удовольствие и боль, а растения – нет. Тут кто-то обязательно должен спросить: «Откуда мы знаем, что растения не страдают?»

Этот вопрос может быть вызван реальной заботой о растениях; но гораздо чаще те, кто его задает, не задумываются всерьез о равном учете интересов растений в том случае, если вдруг выяснится, что и они могут страдать; эти люди надеются показать, что если бы мы руководствовались принципом, который я защищаю в этой книге, то нам пришлось бы перестать питаться не только животными, но и растениями, после чего мы все умерли бы с голоду. Они заключают, что жить без нарушения принципа равного учета интересов невозможно, так что и беспокоиться по этому поводу не стоит – можно продолжать, как и прежде, есть и растения, и животных.

Это возражение несостоятельно как с точки зрения фактов, так и с точки зрения логики. Нет достаточных доказательств того, что растения способны чувствовать удовольствие и боль. Несколько лет назад в популярной книге «Тайная жизнь растений» утверждалось, что растения обладают совершенно исключительными и удивительными способностями, в том числе умением читать мысли людей. Однако поразительные эксперименты, результаты которых описывались в книге, проводились вовсе не серьезными научными организациями, а попытки ученых из крупных университетов воспроизвести эти опыты ни к чему не привели. Сейчас изложенные в книге факты полностью опровергнуты [419].

В первой главе этой книги я привел три четких критерия для уверенности в том, что животные способны чувствовать боль: это их поведение, природа их нервной системы и эволюционная польза от боли. Ни по одному из этих критериев у нас нет оснований полагать, что растения могут чувствовать боль. В отсутствие достоверных экспериментальных данных нет внешних свидетельств какого-то поведения растений, которое может быть вызвано болью; у них не найдено ничего, что напоминало бы центральную нервную систему; и сложно понять, для чего видам, которые даже не стараются скрыться от источника боли или, почувствовав боль, избежать гибели каким-то иным путем, развивать в себе способность чувствовать боль. Таким образом, гипотеза о том, что растения могут чувствовать боль, не подкрепляется фактами.

Теперь обратимся к логике. Допустим, что ученые, как бы это ни было маловероятно, все же обнаружат у растений способность ощущать боль. Это вовсе не будет означать, что мы сможем есть все, что ели до этого, включая мясо животных. Оказавшись перед выбором: причинить боль или умереть с голода, мы должны будем выбрать меньшее зло. Вероятно, все равно выяснится, что растения страдают меньше животных, так что лучше есть растения, чем животных. Это заключение будет верным, даже если окажется, что растения так же чувствительны, как животные: ведь мясная промышленность настолько неэффективна, что мясоеды косвенно ответственны за уничтожение примерно в десять раз большего числа растений, чем вегетарианцы! Тут я признаю, что перехожу к гротескным аргументам, и привожу их лишь для того, чтобы показать: те, кто выдвигают это возражение, не понимая его возможных следствий, просто ищут оправдания мясоедению.

В этой главе мы пока разбирали подходы, которые разделяют многие представители западного общества, а также стратегии и аргументы, обычно используемые для защиты этих подходов. Мы видим, что с точки зрения логики все эти стратегии и аргументы очень слабы. Это скорее даже не аргументы, а апостериорные обоснования и оправдания. Впрочем, весьма вероятно, что их слабость вызвана неглубокими познаниями обычных людей в вопросах этики. Поэтому в первое издание этой книги я включил обзор мнений ведущих философов 1960–1970-х годов о моральном статусе животных. И эти мнения не делают чести философии того времени.

Философия должна подвергать сомнению базовые посылки своей эпохи. Тщательное критическое осмысление того, что большинство из нас принимает как должное, – на мой взгляд, основная задача философии, которая и делает ее достойным занятием. К сожалению, философия не всегда дотягивает до своей исторической роли. Слова Аристотеля в защиту рабства всегда будут напоминать о том, что философы тоже люди и они не свободны от всех предрассудков общества, в котором живут. Иногда им удается отбросить господствующую идеологию, но чаще они становятся ее самыми изощренными защитниками.