Владимир Курбатов - Женская логика. (Игры общения и поведения)

Рубаха-тарешмэ — это роль открытого типа, в которой, как говорится, «душа нараспашку». Играющий эту роль, перегружает свой лексикон восклицаниями и остротами. Он острит так много, что это перестает быть смешным, в своей ориентированности на остроту, такой персонаж забывает, что даже Талейран, этот остроумнейший человек, мог позволить себе, по его же словам, не более одной остроты в день. Рубаха-парень этого себе позвблить не может. И прежде Bcert> потому, что его остроты - это чужие мысли, шутки и колкости. Чего же их экономить? Другой причиной его расточительного остроумия является то, что он догадывается, что за его показным остроумием ничего более не скрывается. А поэтому он понимает, что его держат в компании лишь за то, что он вовремя скажет острое словцо.

Его игра с женщиной — стремление поразить. Но за этим не всегда следует желание воспользоваться. Рубаха-парень весь на виду и его успех тоже на виду. Роль рубахи-парня — это роль эксцентричного, выставочного типа. У мужчины, играющего эту роль, претензии (то, кем он хочет казаться) значительно выше притязаний (то, кем он является на самом деле). Он, хотя и прост, но себе на уме. Ему хочется верить, и женщина часто верит ему легко и охотно. Во-первых, потому, что по большому счету он не опасен. Он, конечно, может поразить женщину и даже как-то воспользоваться этим, но женщина никогда не будет испытывать к нему ту опасную страсть, которая преступает все границы и ради которой она может бросить играть во все остальные игры. И во-вторых, ему можно верить потому, что в его речах и остротах нет его личного. У него все чужое, уже проверенное чужим опытом и практикой. А как же этому не верить?

Он шумен, весел, размашист. И в этом его всегда отличает поверхностность. Его чувства, порою полнующие и обжигающие, очень легки и быстро проходят. При том, что ему можно й нужно верить, он, конечно, мол$ет обмануть. Но чаще обманывается сам.

Внутреннее амплуа такой роли связано с тем, что в душе эт герой немного трусоват. И чтобы скрьггь все это, на лицо надевается маска бравады и даже бретерства. Эта робость связана с тем, что рубаха-парекь всегда в центре внимания. Он шутит -все смеются. Его все обожают. Но в душе он побаивается публики: вдруг очередной раз не сможет рассмешить. На первой своей стадии развития или ролевого участия — он кумир, на второй - просто клоун. Разницу этих ролей почувствовал еще великий комбинатор. Одно дело быть субъектом балагановского внимания и обожания, трусливого подчинения Паниковского и преданной любви Козлевича, ко совсем другое -- почувствовать, что, забавляя студентов политехникума, начинаешь понимать, что у зрителей всегда есть превосходство перед конферансье. Они ему похлопают, посмеются, но в конце концов разойдутся по своим делам и заботам.

Это опасение побуждает рубаху-парня усердствовать еще больше. Но известно же, что чем больше усердствуешь, тем неестественнее получается. Фиаско - закономерный итог такой роли. Причем фиаско во всех отношениях. Как и Бендер, не сумев стать Ротшильдом, он скорее всего удовлетворится ролью управдома.

Завоевав женщину, он не сможет ее удержать. А истина проста: поразить можно кого угодно, но где взять силу и внутреннюю глубину, чтобы поддерживать отношения на таком уровне. Не сумев удержать женщину, которую поразил, а вернее, которой поражен сам, он обычно довольствуется той, которую ничем поражать не надо. Боясь потерять и ее, он из рубахи-парня постепенно превращается в тряпку, притом в тряпку от старой бабьей юбки. У него появляется смиренный вид мужа, которого будто бы привели на продажу. Острит он уже по заказу и совершенно не смешно. Внутренняя робость становится явной, внешней, откровенной трусостью до такой степени, что даже по телефону он отвечает не своим голосом: чтобы не узнали.

В своей эволюции рубаха-парень часто превращается в шар-ня-без-рубахи. Это синоним голого короля. Просто этого парня назвать королем как-то зазорно. Жизнь его привела к такому состоянию за то, что он дошутился за себя и за того парня. И эта жизненная стадия не является последней в его эволюционных метаморфозах. Тут он может достичь стадии человека без возраста* В этой роли он навсегда, до глубокой старости останется «Коляном» или «Толиком». Назвать его на вы - все равно, что оскорбить. Но неизвестно кого: его или себя. Тут он напоминает щегла, хотя и порядком ощипанного. Обычно худ, одет в затертые джинсы и дырявые кроссовки.