Юрий Шиканов - Первогодки

— Привет, дружище! — услышал я голос Абызова.

На кровати, что стояла у самого окна, я увидел бледное лицо Валерия. Он помахал рукой:

— Давай сюда.

— Валерка! — вырвался у меня радостный крик, и вся палата пришла в движение, заскрипев пружинами кроватей. Несколько голов повернулось в мою сторону.

Я кинулся к окну, зацепив по дороге стул.

— Да тише ты, суматошный! — осадил меня круглолицый парень с узкими монгольскими глазами, который лежал недалеко от двери. В нем я признал старослужащего солдата нашего подразделения Кашубу. Знал я его плохо, дежурить мы ходили в разные смены, сталкиваться близко не приходилось. — Не видишь?

Он кивнул на соседнюю кровать. Я взглянул туда и обомлел — там лежал человек, забинтованный буквально с головы до ног. Белели бинтами толстые, неподвижно лежавшие на одеяле руки, широкими бинтами была замотана грудь. Перевязана была и голова. Только в узкой прорези темнели глаза. Веселость мою как рукой сняло. На цыпочках я прошел к кровати друга и осторожно опустился на краешек постели.

— Где это его так? — шепотом спросил я, забыв пожать протянутую руку Валерия.

— Из стройбата парень, — вполголоса ответил Валерий, поправляя на груди одеяло. — Машина там у них загорелась. Он бросился спасать.

— Так он шофер?

— В том-то и дело, что нет. Посторонний. Шел мимо, видит — горит, ну и… а под рукой ничего.

— Что же дежурная служба смотрела?

— Наряд и спас его. Солдаты прибежали с огнетушителями…

— Вот это герой!

— Не повезло парню, — тяжело вздохнул Валерий.

— Конечно. Так обгореть.

— И не только поэтому. Понимаешь… автомобиль-то оказался старым, проводка в нем замкнула. Не грузовик же со снарядами. Стоило ли рисковать? Разумно надо проявлять героизм, обдуманно.

— А если… если некогда обдумывать? Если горит?

— Соображать надо, даже когда некогда, — веско произнес Валерий, — взвесить все «за» и «против».

Минуту он молчал, глядя вверх, на потолок, потом задумчиво заговорил:

— Что такое подвиг? Это высший взлет человеческого духа, ума, энергии. Подвиг, Вадим, должен быть красивым.

Глядя на его точеный профиль, я понял, что Валерий говорил о сокровенном, и был уверен, что он-то обязательно совершит выдающийся поступок. Валерий же перешел на полушепот:

— Вообще-то я танкистом хотел стать…

И Валерий рассказал о своей мечте — попасть в состав ограниченного контингента наших войск в Афганистане. Он не просто мечтал, а, учась в институте, по вечерам вместе с группой студентов в одном из профессионально-технических училищ осваивал рабочую специальность. Он научился водить трактор.

— Почему же ты не в танковых войсках?

— Понимаешь, — Валерий с досадой стукнул кулаком по раскрытой ладони, — должен был идти в танкисты, но в последний момент… В общем, не взяли, сказали, что с моим знанием электроники… что я нужней в Ракетных войсках… Но мне кажется, обо всем пронюхала маман. Она у меня журналистка. Пресса… Всю жизнь я ощущаю ее властную руку. Шагу ступить не давала. И музыкальная школа, и институт… Все это ее идеи.

— А ты о своей мечте кому-нибудь рассказывал?

— Только вот тебе. Постой, постой… Я рассказывал Ленке. Неужели она матери… — Он снова и более энергично стукнул кулаком по ладони. — Ну, если она проболталась… Не прощу.

— Может быть, она ни при чем, — возразил я.

— Она, она! Больше некому. Чувствует мое сердце, — не терпящим возражения тоном произнес он и тут же переменил тему разговора: — Ну, давай, что принес. О! Лимоны!.. Ну, удружил. — Он расплылся в улыбке и тут же надкусил лимон. — Что еще?

Я передал ему сверток, а из головы не выходил рассказ Абызова. Вообще-то я тоже мечтал о подвиге, но заговорить об этом не решался даже с Валерием. А мог бы я поступить, как парень-строитель? То, что смелость тут нужна отчаянная, — это ясно, а вот стоит ли рисковать жизнью из-за старого грузовика? Но разве солдат знал, что машина старая? Впрочем, знал — не знал… Грузовик, он и есть грузовик. Прав Валерий, и все тут. Я еще раз взглянул в дальний угол палаты.

— Валера, а он выживет?

— Кто?

— Да парень-строитель.

— Теперь выживет. Ему солдаты из стройбата свою кожу отдали. Человек пять. Были там узбеки, киргизы, русские, один азербайджанец. — Проговорив, Валерий отправил в рот половинку лимона.

Капелька сока потекла по подбородку и утонула в белом полотне подушки. Валерий потянулся к кульку, приподнялся, и лицо его исказила гримаса боли. Он ойкнул, откинулся на подушку и обеими руками схватился за живот.