Юрий Шиканов - Первогодки

Инструкция была раскрыта на шестнадцатой странице. Я давно ее прочитал и с нарастающим раздражением следил, как шевелятся толстые губы Федора Копейкина, сидящего за столом бок о бок со мной, и его указательный палец с твердым и кривым, очевидно сбитым на работе, ногтем медленно ползет по строкам. Что за дурацкая привычка читать, шевеля губами, да еще такими черепашьими темпами? Жди, пока он дойдет до конца и перевернет страницу. Жаль было, что ли, младшему сержанту Буралкову оставить в классе каждому по инструкции? Тогда бы не пришлось приноравливаться к этому тугодуму. Но, видно, так уж в армии устроено, что всегда приходится приноравливаться к другим: и в строю идти в ногу со всеми, и борщ хлебать алюминиевой ложкой в одном темпе, укладываться на боковую и вставать тоже в одно со всеми время. Но в учебе-то возможен индивидуальный подход? Как этого не понимает Буралков? Я бы уже всю инструкцию от корки до корки проштудировал, а тут парься в обмундировании, сапогах и при ремне и слушай, как на окне жужжит муха да со двора доносятся азартные крики, удары сапог по мячу и свистки судьи — это товарищи по группе гоняют по спортплощадке мяч. Кажется, еще минута-другая — и я навек возненавижу эти толстые потрескавшиеся губы.

— Ковалев, ты здесь? — услышал я за спиной знакомый веселый голос и тотчас обернулся — в дверях класса стоял Абызов и с улыбкой смотрел на меня.

— Валерка, друг! — обрадованно воскликнул я и, роняя стул, кинулся к нему. — Думал, что ты в футбол вместе со всеми… А ты, выходит, не забыл обо мне.

— Как же, на тебя иду полюбоваться. Держи карман… — иронически усмехнулся Абызов, не спеша пересек класс и похлопал ладонью по выкрашенному перламутровой краской корпусу пульта-тренажера автоматики энергосистемы. — Кто за меня вторую специальность осваивать будет? Как говорят наши отцы-командиры, настоящий ракетчик должен владеть двумя-тремя специальностями. По мне, так лучше скорей стать настоящим.

Я охотно поддержал Валерия, Копейкин же уткнулся в инструкцию и по-прежнему шевелил губами.

— Взялся за гуж — не говори, что не дюж, — расхаживая по классу, продолжал Валерий. — А вы, голуби, почему не тренируетесь?

— Не знаю, — я развел руками, — вот дали инструкцию… одну на двоих. Приказали учить. Буралков в наряде. Наверное, поэтому. Инструктора нет, некому тренировать.

— Фью! — присвистнул Абызов и, оттянув рукав кителя, взглянул на свой новенький хронометр. — До ужина целых два часа. Рассчитывал отработать пару учебных карт. Вот и выполняй социалистические обязательства. — И в голосе его послышалась досада.

— А кто тебя на собрании за язык тянул? «Вторую специальность на первом году службы…» Новый почин! — со злостью выпалил Копейкин, размахивая длинными, как грабли, руками. — Тебе-то что, права механика-водителя в кармане, а нам каково? С основной специальностью как следует не управились, так канифолься тут над смежной.

В душе я был солидарен с Копейкиным. Тяжело сидеть в душном классе над инструкцией, когда твои товарищи «режутся» в мяч, но Абызов, кивнув на Федора, насмешливо прищурил глаза. Чего, мол, с него взять! И я посчитал своей первейшей обязанностью поддержать друга.

— Вон как ты запел, — сказал я. — Мы, Копейкин, еще во дворе военкомата вычислили, что ты — шланг.

— Какой такой шланг? — обидчиво выпятил нижнюю губу Копейкин.

— Шланг — это на нашем, солдатском языке — лодырь. Помнишь, что тогда говорил? «В армии главное — не высовываться…» Тихой сапой отсидеться вздумал? Чуть какие трудности — ты ныть. Сам же на собрании руку «за» тянул!

— Да я что, — пошел на попятную Копейкин, — я, как все, только бы с умом надо: вначале основную как следует одолеть, а уж потом… А то гляди-ка: спортивный разряд даешь на первом, нормативы ВСК тоже, опять же самодеятельность — пляши-танцуй, лейтенант рацпредложения требует… И все на первом. Разорваться, что ли? А тут еще другую специальность…

— Что с него взять, — пренебрежительно махнул рукой Абызов. — Задачи свои не понимает. Основное сейчас — боевая учеба.