Вячеслав Фаритов - Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Г. Башляр в одном своем исследовании сопоставляет две противоположные философские трактовки времени: «Для Бергсона истинная реальность времени – это длительность; мгновение – лишенная всякой реальности абстракция. Оно извне навязано интеллектом, который способен познавать становление, лишь помечая лишенные движения состояния. <���…> Для Рупнеля же истинная реальность времени – это мгновение; длительность же – не более чем конструкция, лишенная абсолютной реальности. Она навязана извне памятью и прежде всего силой воображения, которая хочет грезить и переживать, но не понимать». [673]Далее автор сообщает о своей неудачной попытке привести обе концепции к синтезу и разрабатывает вторую трактовку. Делает он это искусно и весьма убедительно доказывает, что сущность времени – мгновение, а не длительность. Мы не ставим задачу оспаривать или защищать данный тезис (лично нам он весьма импонирует, но здесь речь не об этом), но хотим поставить под сомнение целесообразность и необходимость самой постановки вопроса. Зачем нужно во что бы то ни стало отыскивать единую сущность времени, почему, вообще, у времени должна быть только одна сущность, а все другие его модусы должны быть признаны акциденциями? Правомерно ли, наконец, говорить о времени как о единой сущности, т. е. что существует одно время, а не множество разных времен? Мы можем найти только один аргумент в пользу единого времени – метафизическая трансценденталистская установка, полагающая тождество в качестве источника всего и конечного пункта движения мысли. Если отказаться от этой установки, от маниакально-параноидального стремления все свести к одному и во всем найти проявление одного, то можно будет раскрыть качественную и сущностную разнородность времени, понять, что существуют различные несводимые друг к другу режимы времени, а не одно время. Спор между философскими концепциями времени в этом случае теряет свой смысл: все они говорят о различных режимах времени, а не о единственной подлинной сущности единого времени. Правда, при таком подходе мы теряем определенность знания, но зато расширяем поле нашего философского опыта. Определенность предполагает ограничение и сужение горизонта мысли. Но мы не можем ответить на вопрос о подлинной сущности времени, о времени как таковом, потому что такой сущности и такого времени нет. Точнее, они есть только в качестве философем метафизической философии, т. е. есть в определенной перспективе. Такой ответ, возможно, не удовлетворит ученого, но придется по душе философу и поэту. В конечном счете, в пользу такого ответа говорит наш опыт. Те, кто не мыслят время как абстрактную категорию, но переживают его, знают по опыту, насколько оно неоднородно и несводимо к однозначной определенности.

У Ж. Делёза мы находим подход, в котором он выделяет два различных прочтения времени, не приводя их к единству и не делая выбора в пользу одного: «Хронос – это настоящее, которое только одно и существует и которое превращает прошлое и будущее в два своих ориентированных измерения так, что мы всегда движемся от прошлого к будущему, но лишь в той мере, в какой моменты настоящего следуют друг за другом внутри частных миров или частных систем. Эон – это прошлое-будущее в бесконечном делении абстрактного момента, которое непрестанно разлагается во всех смыслах-направлениях сразу, всегда уклоняясь от настоящего». [674]Важно учитывать, что Хронос и Эон у Делёза не бинарные оппозиции, но именно различные и самостоятельные способы бытия времени, можно сказать, самостоятельные разновидности времени. Это две несводимых друг к другу временности, которые предполагают различные способы бытия: «Мы уже видели, что прошлое, настоящее и будущее – отнюдь не три части одной временности. Скорее, они формируют два прочтения времени, каждое из которых полноценно и исключает другое. С одной стороны, всегда ограниченное настоящее, измеряющее действие тел как причин и состояние их смесей в глубине (Хронос); с другой – по существу неограниченные прошлое и будущее, собирающие на поверхности бестелесные события в качестве эффектов (Эон)». [675]

У Хайдеггера мы также находим выделение разных модусов раскрытия временности. Однако, следуя метафизической установке, он разделяет эти модусы на «подлинные» и «неподлинные». Хотя он и оговаривается, что подлинность и неподлинность берутся только в онтологическом, а не в оценочном ключе, такая онтология может быть только метафизической. Со временем у Хайдеггера дела обстоят так же, как и с бытием, несмотря на существенное внедрение элементов неклассической философии. Время становится у него универсальным и приоритетным горизонтом «интеллегибельности бытия», онтологическим основанием. Почему такой же смысл не был вскрыт, например, в пространстве как движении горизонтов «здесь» и «там»? Или в модальностях, которые так же полагают различные горизонты? В учении Хайдеггера философия все еще продолжает играть в игру сведения всего к одному. Значимым для онтологии трансгрессии вкладом Хайдеггера следует считать осмысление времени как трансгрессивного по существу горизонта, которому соответствует множество способов бытия. В основу времени Хайдеггер полагает различие, но само время продолжает мыслить из горизонта тождества. Такой вывод позволяет ставить Хайдеггера в один ряд с Кантом и Гегелем, немецкой классической философией в целом.