Петербургские власти вовсе не горели нетерпением покарать Нечаева за убийство Ивана Иванова. Нет, бери, что называется, выше. Программа «Народной расправы», ставшая известной после ареста нечаевцев, предрекала особам царствующего дома, как и особам первого класса, казнь «мучительную, торжественную перед лицом всего освобожденного черного люда, на развалинах государства». Отсюда понятна персональная заинтересованность в аресте Нечаева. И тут уж сил не жалели ни глава Третьего отделения и корпуса жандармов граф Шувалов, ни заведующий агентурой Филлипеус, ни Роман, бывший боевой офицер, а затем удачливый шпион, осевший в Швейцарии, ни полковник Никифораки, тот самый, что в свое время допрашивал Лопатина.
Нечаев скрывался. Его прятали друзья Бакунина. Но темперамент Нечаева не принимал покоя. Ему были необходимы новые люди, новые связи, новые, как тогда говорили, конспирации, поездки нужны были, города и встречи.
Был он и в Лондоне. Там жил тогда его заклятый враг — Лопатин. Судьба свела их на берегу Темзы, но не свела лицом к лицу. Да и зачем? Вряд ли Нечаев и Лопатин нуждались в обмене новостями. «В последнее время я получил из России, — писал Герман Лопатин старшей дочери Герцена, — показания некоторых из товарищей Нечаева и признания, сделанные друзьям некоторыми из соучастников его в убийстве Иванова. Эти признания бросают еще более мрачную тень на все это печальное дело».
Потом Нечаев приехал в Париж. Приехал не позднее сентября 1870 г. Позднее не попал бы — прусские войска осадили Париж: шла франко-прусская война.
В Париже он жил на рабочей окраине Бельвиль. В том самом предместье, где собирали деньги на артиллерию, из-за которой позже возник конфликт, положивший, в сущности, начало Коммуне. Там, в Бельвиле, Нечаев дружил с будущим коммунаром Бриссаком.
Историки русской журналистики не сопоставили Нечаева с безымянным автором «Сцен из жизни в осажденном Париже», опубликованных в ежедневной газете «Неделя». Между тем в мемуарах современников упоминается о сотрудничестве Нечаева в этом радикальном издании. Посредником между ним и редакцией был, очевидно, его земляк и товарищ Ф. Д. Нефедов; он печатался в «Неделе» под псевдонимом Н. Оврагов.
В январе 1871 г. воюющие стороны заключили перемирие. Многие парижане, натерпевшись голода, потянулись в деревни. Нечаев пешком ушел из Парижа. У него был документ на имя серба Стефана Гражданова, и он благополучно миновал прусские контрольные пункты [73] Есть некоторые основания, впрочем не очень-то весомые, предполагать, что Нечаев оставил Париж уже после Коммуны. Позднее, находясь в заточении, он написал роман «Жоржетта», один из героев которого гибнет на баррикадах. К сожалению, тюремные рукописи Нечаева были сожжены.
.
Некоторое время спустя «Стефан Гражданов» обосновался в Швейцарии, в Цюрихе. Революционер, близкий Лопатину, писал, что Нечаев «еще находит честную молодежь, соблазняющуюся его фокусами».
В 1872 г. в Цюрих прибыл осанистый господин в отлично сшитом сюртуке-визитке и модном «умеренно высоком» цилиндре. Не полюбовавшись на Альпы, майор Николич-Сербоградский имел рандеву с Адольфом Стемпковским.
Без малого десять лет назад этот не первой молодости человек, одетый с той бедностью, которую называют опрятной, участвовал в польском восстании. Разгром восстания выбросил Стемпковского на берега Женевского озера, а потом и Цюрихского. Обремененный семейством, он пробавлялся изготовлением уличных вывесок и бедствовал, пока не был завербован Третьим отделением.
Почти ни один агент не объясняет свое сотрудничество материальными выгодами, и Стемпковский заявил петербургскому начальству, что им движет горячее желание заслужить помилование и вновь увидеть милую Варшаву. Может, и вправду ностальгия, но в тоске по родине изнывали многие бывшие повстанцы, однако стемпковскими не были.
С приездом Николича-Сербоградского, адъютанта шефа жандармов, Стемпковскому выпал билет убить двух зайцев: получить и амнистию, и куш в пять тысяч золотом.
Стемпковский познакомился с Нечаевым недавно… Крайне нуждаясь, тот просил работенку по части изготовления вывесок — пригодились бы навыки, приобретенные еще в селе Иванове. Стемпковский приискивал. И потому мог в любой день повидаться с Нечаевым. Правда и то, что через Стемпковского Нечаев налаживал связи с польскими революционерами.
Так вот, Стемпковский назначил Нечаеву свидание. Они потолковали и разошлись. А неподалеку, опираясь на трость, разглядывал витрину осанистый господин. Он опознал Нечаева: фотографию Нечаева майор держал при себе.
Читать дальше