Эрна Померанцева - Мифологические персонажи в русском фольклоре

|-‘ «Литературное наследство», т. 27—28. М., 1937, стр. 322.

При анализе жанровых особенностей быличек следует учитывать и особые условия их бытования. Рассказывание их никогда не является самоцелью, они возникают «по случаю», вызванные той или другой житейской ситуацией или особой психологической настроенностью рассказчика и его слушателей. Обычно одна быличка влечет за собой цепь аналогичных рассказов, так как содержание былички, в отличие от сказки, не исчерпывается рассказанным, не ограничивается рамками одного сюжета, а выплескивается за их пределы, настраивая слушателей на восприятие дальнейших впечатлений от неизвестного, таинственного и страшного мира.

Братья Б. и Ю. Соколовы указывали на то, что былички особенно популярны среди охотников, рыболовов, частично — солдат, т. е. у людей, переживающих «большое накопление впечатлений, таинственность и жуть природы». Следует прибавить к этому перечню еще лесников, пастухов, горнорабочих.

Исследователь должен учитывать особую атмосферу, в которой только и мыслимо существова-ііиеб ыл ич е к. ~Вне этой атмосферы они не только теряют свое этическое и эстетическое воздействие, но перестают быть объектом исследования. Вырванная из контекста быличка не является уже живым фактом устной прозы.

Александр Блок, говоря о поэзии заговоров и заклинаний, воссоздал с необычайным мастерством ту внешнюю обстановку и те душевные переживания, среди которых они могли возникнуть, т. е. ту же самую атмосферу, в которой живут и былички. Чтобы ощутить мир народных суеверий, писал он, «необходимо вступить в лес народных поверий и суеверий и привыкнуть к причудливым и странным существам, которые потянутся к нам из-за каждого куста, с каждого сучка и со дна лесного ручья» 33. В быличках открывается именно тот особый мир, в котором «все стихии требуют

яа Александр Елок * Собрание сочинений, т. 11. Л., 1934 стр. 134.

особого отношения к себе, со всем приходится нступать в какой-то договор, потому что все имеет образ и подобие человека, живет бок о бок с ним не только в поле, в роще и в пути, но и в бревенчатых г генах избы» 34. Атмосферу эту сумели воссоздать и А. Н. Афанасьев 35 и С. В. Максимов 36. О непосредственном общении реального и потустороннего ми-Р«і, характерном для содержания быличек, говорит и К. Ранке: «Здесь живет чудо в многообразных сіюих проявлениях и разнообразных воплощениях, живет среди людей со своим волшебством и призраками: домовой в доме, колдунья по соседству, водяной в деревенском пруду, великан в ближнем зам-

47

кг и т. д.»

К. Ранке указывает на то, что подобная тесная

< иизь двух миров возможна только при восприятии « мгрхъестественного как реальности, как достовер-іімго факта. Мистическим содержанием быличек определяется их психологическая настроенность как імгсказа не только об удивительном, но и страшном, .кугком. Поэтому утерей предпосылок для возник-мспігиия суеверных рассказов, исчезновением веры /{смонологические существа, невозможностью иі> пшкновения необходимой для развития быличек ммгііой атмосферы и объясняется их деградация и \ шраііие в наше время.

Хотя былички, как и другие жанры несказочной

• іімі ч.і, действительно, как утверждает швейцар-« • пи исследователь М. Люти 38, являются чем-то

• |н дпнм между формой и бесформенностью, в этой

форменности», которая, на мой взгляд, явля-і и и гпоеобразной формой этого жанра, можно наминать определенные стилевые закономерности.

< могобразие формы быличек определяется тем, ■ім» ,‘то рассказы о столкновении человека с поту-

’ * ■

I іім же, стр. 185.

< м.: А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на

природу, Т. I—III. М., 1865— 1869.

(\ В . Максимов. Нечистая, неведомая и крестная

• и \п. (1 Іб., 1903.

hint Rntike . Betrachtungen zum Wesen und zur Funklion

ill M, ire liens. «Studium Generale», 1958, N 11, S. 656. i\ l ittiii. Gestalt und Erzahlweise der Volkssage. «Sagen

ІІН.І line Deutung». Gottingen, 1965, S. 11—27.

СТоронйим мйром, рассказы не только о чем-то Необыкновенном, но необъяснимом и страшном. Ставя знак равенства между былями, быличками и бывалыцинами, В. Я. Пропп по этому поводу пишет: «Это рассказы, отражающие народную демонологию. В большинстве случаев это рассказы страшные» 39. Эту же сторону суеверных рассказов отмечает и К. Ранке, распространяя ее без достаточных оснований на все категории несказочной прозы: «Оии темны, мрачны и тягостны. В них — ужас перед потусторонним миром» 40.