Эрна Померанцева - Мифологические персонажи в русском фольклоре

записал в Рязанской губернии следующий рассказ дряхлой старухи: «К кабатчику ночью пришел мужчина в звериной шкуре и с толстой дубинкой. Выпил водки и пошел. Кабатчик вышел и увидел зверье. На его вопрос мужчина сказал: «Это я товарищу в карты проиграл и теперь иду долг платить».— «А кто ты такой будешь?» — «Я—царь лесной» и.

В Калужской губернии старуха рассказала собирателю, как перед лесным пожаром леший, трубя в рог, перегонял зверей: «Гляжу, валят из леса медведи да с ними волки, лисицы, зайцы, белки, лоси, козы — одним словом всякая лесная живность и каждая своей партией, с другими не мешается, и все мимо меня с лошадьми, и не смотрят даже на нас, а за зверьем и «сам» с кнутом за плечом и рожком в руках, а величиною с большую колокольню будет» 12.

Признавая сложность образа лешего (лесовика, лешака, лисуна, лесного хозяина), С. А. Токарев предполагает, что он создан славянином-земле-дельцем І3. Однако его доводы, что именно земледелец боялся леса и поэтому населял его в своем воображении страшными существами, недостаточны. В той же мере образ этот мог быть создан и скотоводами. Недаром столь многочисленны рассказы о договорах лешего с пастухами. Наиболее же вероятно появление культа хозяина леса у охотников. Не только русский леший, но и несомненно близкие ему персонажи в мифологии других народов, такие, как античный пан, сатир, силен, фавн, эстонский лесной дух, югославянский волчий пастырь, скандинавские скугсмен и юлбок, мордовская вирява, как правило, не связаны с культом растительности, а являются прежде всего хозяевами лесного зверья. «Несмотря на региональные различия лесных духов,— справедливо утверждает Л. Рёрих,— родственные и схожие

11ГМЭ, ф. Т, Рязанская губ., корр. Н. Мендельсон, разд.

Ж, п. 200, л. 3.

12ГМЭ, ф. Т, Калужская губ., корр. К. Суриапов, отд. Ж,

п. 200, л. 21.

13 С. А. Токарев. Религиозные верования..., стр. 79.

щ I и иiii давали основание для установления парал-нм и н этиологическом материале, связанном с шин \ игелем лесных зверей» 14. Каковы бы ни были in іммі представлений о хозяине леса, покровителе ніпі.іх ілверей, образ этот может быть назван "■ничьим, поэтому разнообразные по времени м• і пшкпопсния и по жанру рассказы о лешем в и* к»пн -своей действительно могут быть отнесены . і|м ішгшиим видам народной прозы Іг’. Дошед-іііи» л;ѵ до нас лишь в поздних записях восточно-

■ инкские рассказы о лешем несут в себе, паря-і глухими отзвуками древнейших представле нии,преимущественно черты более поздних эпох. I * ли мы сопоставим с русскими рассказами о

• шгм суеверные мемораты и фабулаты белорусов мфаинцев, мы не удивимся их чрезвычайной шн тети друг к другу — она объясняется общ-

.......... народных верований, условий жизни,

I 1 Мітуры. Близок лисуну или лисовику — пастырю інімѵои — в украинском поверье и образ югославян-

• ■пни волчьего пастыря, а оба в той или иной ме~ ін * чодиы с русскими поверьями о св. Юрии или м*іічм'М пастыре Егории. Однако суеверные рас-

• іін и>1 не только южных и западных славян, но и

■ 11\ гіітс народов отличаются от русских и друг от і|»ѵга только конкретными образами, ситуациями, аксессуарами, но отнюдь не самим своим сунн і том, не характером своего "соотношения с и іі< тнительностью и не жанровыми свойствами. Пі г .ми рассказы глубоко родственны друг другу и * илу типологической их общности: не только нргдпосылки возникновения суеверных рассказов, н». и их функция, сфера их бытования совпадают, •имода и совпадение основных закономерностей ич « труктуры. Существенно и наличие среди них пп. называемых бродячих сюжетов. Конечно, общий» м> :гга не исключает их национального своеоб-,ііі «ни. Мордовская вирява, немецкие моховые і пфѵшки (Moosweibchen), югославянский волчий п*п гьціь, русский леший при множестве общих черт

/ Uithrich. Die Sa^en vom Herrn der Tiere, S. 349.

1\іМ же.

обладают характерными, неповторимыми особенностями. Близость друг к другу, даже общность демонических образов, живущих в представлении разных народов, не лишает их национального своеобразия: каждый из этих образов имеет свои особые черты, рассказы о нем отражают жизнь и быт того или другого народа.

Русские рассказы о лешем пользовались исключительно широким распространением. Собиратель П. Птицын отмечал, например, что в Орловской губернии «ходит масса рассказов про леших» 1С.