Пол Халперн - Квантовый лабиринт. Как Ричард Фейнман и Джон Уилер изменили время и реальность [litres]

Стыдно об этом вспоминать, но Мак-Карти инициировал расследование нескольких случаев коммунистической инфильтрации. В апреле 1954 года в лапы специальной комиссии попал Оппенгеймер, выступавший против разработки водородной бомбы и обвиняемый в связях с коммунистической партией.

Теллер свидетельствовал против Оппенгеймера, и это был темный день для физики.

К счастью, Уилер никогда не столкнулся с жестокими допросами и публичным позором, что выпали на долю Оппенгеймера. Но все же ему припомнили инцидент с бумагами в поезде, и он получил упрек за ту историю непосредственно от президента.

Все произошло в январе 1953-го, когда Джон ночным поездом ехал из Трентона (Нью-Джерси) в Вашингтон. Чтобы изучить в дороге, он прихватил с собой копию секретного документа под названием «Отчет Уолкера», где рассматривалось, что мог узнать Фукс во время работы в Лос-Аламосе о ранних проектах водородной бомбы, имевшихся у Теллера, и найдут ли Советы полезной эту информацию при создании собственного взрывного устройства.

Там имелись определенные данные относительно дизайна бомбы, и не предполагалось, что Уилер может иметь при себе секретный документ такого вида, путешествуя публичным транспортом.

Поезд прибыл в Вашингтон ранним утром и некоторое время стоял, чтобы пассажиры могли выспаться перед прибытием. Уилер проснулся и обнаружил, что страницы с секретными данными исчезли, он лихорадочно попытался найти их, но не преуспел. Естественно, он тут же сообщил в ФБР, агенты перетряхнули весь состав, но ничего не нашли, так что по сей день неизвестно, что случилось с копией «Отчета Уолкера».

Эйзенхауэр узнал о происшествии вскоре после того, как въехал в Белый дом. Естественно, он разгневался, и Гарри Смит, посетивший встречу в Овальном кабинете, где разбиралась ситуация, передал Уилеру персональный упрек от президента.

К счастью, в это время работа над водородной бомбой в рамках проекта «Маттерхорн» была завершена, и Джону оставалось только составить подробный отчет – чего добился он вместе со своей командой. Планов в дальнейшем работать над военными проектами он не имел, а собирался возвратиться к преподаванию в Принстоне и собственным исследованиям.

Так что этот упрек мало повлиял на карьеру Уилера.

В то время, когда развивался проект «Маттерхорн», Фейнман все больше и больше сомневался в теории поглощения, которую они некогда разработали с Уилером. Он просто не видел, как она могла бы объяснить новые экспериментальные данные относительно электронов, позитронов и других частиц, например, тот же Лэмбовский сдвиг.

И он собирался выяснить, не испытывает ли тех же сомнений и Уилер.

«Я хочу знать твое мнение о нашей старой теории действия на расстоянии, – написал Ричард Джону в мае 1951 года. – Она базировалась на предположении, что электроны влияют только на другие электроны… Но у нас теперь есть Лэмбовский сдвиг в спектре водорода, который, предположительно, производится самовоздействием электрона» 75.

Несомненно, к этому времени вклад Фейнмана в квантовую электродинамику отодвинул старую теорию на периферию внимания, она сыграла свою роль, но стала неактуальной и требовала пересмотра.

Много позже, в своей Нобелевской речи в 1965-м, Фейнман опишет, как его раздражение по поводу теории поглощения, по поводу осознания ее ошибочности, помогло ему найти мотивацию для дальнейшей работы. От теории поглощения он пришел к интегралу по траекториям, а оттуда – к диаграммам, описывающим квантовую электродинамику.

Как вспоминал Ричард: «Идея (прямого взаимодействия между электронами) выглядела столь очевидной для меня и такой элегантной, что я просто влюбился в нее. Однако единственный способ полюбить идею, как и женщину, – не знать о ней слишком много, чтобы не видеть ее недостатков. Они проявят себя позже, но к этому времени любовь станет достаточной сильной, чтобы это вас не смутило» 76.

Уилер же на самом деле никогда не отказывался от старых концепций, он просто выдвигал новые, столь же дикие. С частиц, большей частью электронов, как фундамента мироздания, он переключался на чистую геометрию и энергетические поля. Как математик Уильям Клиффорд в девятнадцатом веке и Эйнштейн в начале двадцатого, Уилер видел вселенную, сплетенную исключительно из геометрических взаимосвязей.

Но только после того, как он закончил с «Маттерхорном», Уилер обнаружил себя в пенящемся море космических предположений.