Ономастика представляет собой хотя и периферийный, но необыкновенно ценный раздел языкознания. Его важность для лингвистических исследований определяется тем, что именно в маргинальных областях сохраняются архаизмы, утраченные в языке в целом, возникают инновации и вырабатываются новые тенденции языкового развития. Кроме того, однообразие и регулярность ономастического материала создают выгодные условия для действия разного рода аналитических процессов, обобщения nom.pr. по отдельным признакам и, следовательно, для формирования новых языковых элементов. Сильное воздействие ономастики, в которой ключевую позицию занимают двучленные имена собственные, на языковую систему заключается в интенсивном образовании композитов, состоящих из двух компонентов.
Повышенное внимание исследователей к ономастике обусловлено особым положением имени собственного в языке. Его промежуточный характер очевиден. Связь nom.pr. с системой данного языка проявляется в оформлении nom.pr. как грамматических и словообразовательных категорий этого языка, реализации в nom.pr. лексем этого языка. Вместе с тем nom.pr., конституирующиеся на основе апел-лятивов, представляют собой самостоятельную сферу со свойственными ей закономерностями. Показательно, что необходимость выделения nom.pr. как особой подсистемы языка осознавалась в глубокой древности (ср. трактовку nom.pr. как автономной части речи греческим стоиком Хрисиппом (Ш в. до н.э.); [Тройский 1936, 26] ).
В зависимости от степени взаимодействия ономастики с общеязыковой системой выделяются три варианта: 1) nom.pr. тождественны апеллятивам, т.е. их грамматические и словообразовательные категории совпадают; 2) ономастика является особой областью языковой системы, получившей гипертрофированное развитие (напр., nom.pr. используют ограниченный набор грамматических средств, непродуктивных для апеллятивов и монополизированных для производства nom.pr.); 3) nom.pr. порывают с общеязыковой системой, вступают в противоречие с ней j(cp. акцентуационный контраст др.-греч. сХтп'С и nom.pr. ЁХтпС, особен-
ности употребления определенного артикля при нарицательных существительных и именах собственных во французском языке, различное склонение nom.pr. и соответствующего апеллятива в арабском и т.д. [Курилович 1962]).
В современном демифологизированном обществе имя собственное как член классификационной системы номинации выполняет основную назывательную функцию, реализующуюся в двух аспектах: дистинктивном (выделяющем индивида из коллектива) и интеграцонном (объединяющем носителей одного nom.pr. в общий класс). Таким образом, в отличие от апеллятивов, nom.pr., обозначающие индивидуальные лица или уникальные предметы, лишены коннотации, “способности привносить определенные признаки” [Есперсен 1958, 70]. Строго говоря, сами по себе nom.pr. не имеют никакого значения, т.е. не могут быть определены без обращения к денотату - реальному носителю имени. Следовательно, множество одноименных объектов не обладают никакими совместными свойствами, кроме общего nom.pr. Другими словами, имена собственные наглядно демонстрируют ситуацию, при которой код направлен сам на себя (code referring to code в терминологии Якобсона [Якобсон 1972, 96]).
Принципиально иное положение сложилось в мифопоэтических традициях. Как известно, основатель функционализма в этнографии Малиновский выдвинул так называемую теорию “нужд” (needs), согласно которой все элементы, составляющие культуру архаичного племени (от имени собственного до мифа) возникают как ответ (answer) на определенный вопрос, продиктованный настоятельной потребностью [Malinowski 1944]. Исходя из этой концепции, наименование представляет собой не игру или развлечение, а абсолютную необходимость, связанную с глубинной сущностью человека. Nom.pr. представляет собой не этикетку, ярлык, а символ, сложным образом соотносимый с природой индивида. Мифологическое осознание nom.pr. как внутренней субстанции проявляется в некоторых культурно-исторических традициях, в которых “наречение именем новорожденного принимает форму отгадывания его сущности или ср. возможность понимания первого элемента в индоевропейском слове для имени *$-теп- как ‘в, внутри’” [Топоров 1980, 510].
Архаическая модель мира предполагает тождество имени и природы его носителя. Идея прямого соответствия имени и денотата, трактовка nom.pr. как alter ego индиви-
да отражена в брахманической концепции namarupa ‘имя и форма’. Используя удачное сравнение Гонды [Gonda 1970, 8], отношения между именем и его носителем можно сопоставить с тенью и человеком, ее отбрасывающим. Отголоски верований в независимое существование имени и его идентичность с называемым объектом прослеживаются и в современном обществе (ср. случаи наречения новорожденного именем умершего родственника, вызванные стремлением вместе с nom.pr. воскресить достоинства покойного).
Читать дальше