Кассия Сен-Клер - Тайная жизнь цвета [litres]

Дисбах кинулся к торговцу, который продал ему поташ, – сомнительной репутации алхимику и аптекарю по имени Иоганн Конрад Диппель – и затребовал объяснений. Диппель сообразил, что необычная реакция железного купороса с поташем была вызвана наличием в последнем животного масла. Реакция вызвала образование ферроцианида калия (это соединение на немецком и сегодня называется Blutlaugensalz – кровяная щелочная соль или красная кровяная соль), который в соединении с железным купоросом дал гексацианоферрат калия – вещество, которое мы знаем как берлинскую лазурь [482].

Это было очень благоприятное время для нового синего. Ультрамарин ( см. здесь) оставался идеалом, но он все еще был дьявольски дорог, а его поставки не отличались регулярностью. В распоряжении художников были еще кобальтовое стекло, бременская синь, азурит и даже индиго ( см. здесь), но все они слегка отдавали в зелень, обладали не лучшей кроющей способностью, а на полотне не отличались надежностью [483]. Берлинская лазурь стала откровением. Интенсивный, холодный тон с потрясающей глубиной и способностью создавать обертона вдобавок прекрасно взаимодействовал со свинцовыми белилами ( см. здесь) и в комбинации с желтыми пигментами вроде опермента ( см. здесь) и гуммигута ( см. здесь) давал превосходный устойчивый зеленый.

В своей энциклопедии пигментов 1835 года Джордж Филд писал, что он «очень современный», «глубокий и мощный… насыщенный и достаточно прозрачный» [484].

Диппель, возможно, и не был честным человеком, но он определенно не был лишен предпринимательской жилки. Он начал продавать новый пигмент в 1709 или 1710 году. Точная формула пигмента оставалась тайной до 1724 года, когда английский химик Джон Вудворт опубликовал методику изготовления берлинской лазури в журнале Philosophical Transactions of the Royal Society [485]. К 1750 году ее производили по всей Европе. В отличие от многих других пигментов того периода (и несмотря на слово «цианид» в ее химическом описании), берлинская лазурь не токсична, а стоит в десять раз дешевле ультрамарина. И все же берлинская лазурь не была лишена недостатков – под воздействием сильного прямого света и щелочей она обесцвечивается. У. Линтон, автор вышедшей в 1852 году книги Ancient and Modern Colours («Древние и современные цвета»), признавая ее «богатым и пленяющим колориста пигментом», говорил, что «на нее нельзя положиться», в то же время сетуя, что без нее было сложно обойтись [486].

Этот цвет можно найти в работах таких разных художников, как Уильям Хогарт, Джон Констебль, Ван Гог и Моне. Его охотно использовали японские художники и ксилографы. Берлинской лазурью пользовался Пикассо в своем «голубом периоде» в первые годы XX века – ее прозрачность позволила художнику придать холодную глубину меланхолии, овладевшей им после смерти друга. Она и сегодня в фаворе: плоскостная топографическая скульптура Аниша Капура A Wing at the Heart of Things («Крыло в сути всех вещей»), созданная в 90-е годы XX века, сделана из сланца, окрашенного в берлинскую лазурь.

Этот пигмент постепенно подчинил и другие отрасли: уже давно берлинскую лазурь используют при производстве обоев, строительных и текстильных красок. Джон Гершель, английский химик, астроном и фотограф XIX века, разработал технологию ее использования со светочувствительной бумагой, что позволяло делать своего рода протоксерокопию.

В результате получались изображения – белые контуры на синем фоне, которые называли «синьками»; это слово стало синонимом инженерного чертежа [487]. Берлинская лазурь также используется как антидот при отравлении солями таллия и радиоактивного цезия – она препятствует поглощению этих ядов организмом. Единственный побочный эффект лечения берлинской лазурью – тревожный синий цвет испражнений [488].

Примечательно, что почти все время существования берлинской лазури никто толком не знал, что это такое; было известно, как ее получить, но непонятно, какие именно соединения вступают между собой в реакцию. Хотя, возможно, примечательно: гексацианоферрат калия-железа, кристаллическая синяя субстанция – сложное соединение с зубодробительной структурой кристаллической решетки на атомно-молекулярном уровне. Чудо, что такое вещество смогли получить совершенно случайно. Как заметил французский химик Жан Элло в 1762 году:

Нет, наверное, ничего более любопытного и занятного, чем процесс получения берлинской глазури, и если бы не тот счастливый случай, для открытия этого соединения пришлось бы создать фундаментальную теорию [489].