Я показал снимки Марине. Для нее это был тяжелый удар. Впрочем, и для меня тоже. Мало того, что это означало повторную операцию без наркоза на открытом мозге, так еще это новообразование грозило оказаться более агрессивным и отнять у нас шанс на благополучное излечение.
И снова операционная. Монитор на стене показывает фото, сделанные мной в прошлый раз, с россыпями белых и красных конфетти, отображающих изначальную топографию речевой зоны: целый архипелаг из мозговой ткани, отвечающей за речевую функцию, где некоторое количество островков незначимы, зато важность других неоценима. Однако этой карте я уже не мог доверять. Не подлежит сомнению, что в ответ на хирургическое вмешательство речевые области в мозге перестроились.
Не исключено, что перед Мариной встанет тяжелый выбор: на этот раз для доступа к опухоли мне могло понадобиться рассечь мозговую ткань на критических для речи участках. Вопрос, какой из двух ее языков примет удар?
С помощью биопсийной иглы я взял образец опухоли и направил на анализ в лабораторию, расположенную в подвальном этаже клиники, чтобы быстро определить степень ее злокачественности. Затем мучительные полчаса мы дожидались ответа патологов. Наконец позвонили из лаборатории, и медсестра поднесла трубку мне к уху. Снова вторая степень! И это означало, что вторая попытка добиться GTR – полного тотального удаления – вполне осуществима!
Мы повторили процедуру картирования мозга. Установили, что английский язык заселил пучок мозговой ткани, где раньше обитали «испанские» нейроны. А участок коры, который прежде не отвечал за речевую функцию, приобрел критическое значение для беглости речи. Осталось и меньше участков, которые я с уверенностью мог бы пометить белым конфетти. Да, и не забывайте: одно неверное движение, из-за чего скальпель заденет крохотный, шириной не более 3 мм участочек коры, может лишить Марину способности владеть одним из ее двух языков.
Я надеялся, что один первоначальный разрез подарит мне возможность полностью удалить опухоль. Однако по опыту знаю, что иногда требуется еще несколько «окон доступа». И это ставило Марину, а она по профессии преподаватель английского языка, перед выбором почти невозможным. Готова ли она заплатить за полное удаление опухоли своим английским языком? А поскольку родным для нее был испанский, в случае, если ответственная за него область коры будет повреждена, Марина рисковала утратить оба свои языка и навсегда онеметь. На такой риск ни я, ни она пойти просто не могли. Подобного осложнения категорически нельзя было допускать.
Впрочем, существовал и еще один вариант: я мог не трогать те участки опухоли, к которым не было доступа с безопасных точек на поверхности коры. После операции ей оставалось бы пройти курс химио– и лучевой терапии и уповать на лучшее. Такой вариант не дал бы полного излечения, а лишь временно замедлил бы развитие опухоли. Но после операции ее лингвистические способности оставались бы в целости и сохранности.
Неделей раньше мы с Мариной и ее мужем обсудили два возможных сценария на случай, если опухоль притаилась под ответственной за речь областью коры.
– Пожертвуем английским, – решила Марина, – если уж придется, забирайте его, обойдусь, мне важно выиграть хотя бы 12 лет.
– Почему всего 12? – спросил я. – Мы ведь рассчитываем на полное излечение.
– Потому что через 12 лет, если я к тому времени совсем разболеюсь, мой младший уже успеет поступить в колледж.
И я выполнил желание Марины. Опухоль не оставила мне выбора, и добраться до нее иначе, чем через участок коры, чувствительный к речи, никак не получалось. Для полного удаления я рассек мозговую ткань на микроучастке, который чуть меньше года назад никак не был задействован в функции речи, а сейчас каким-то таинственным образом сделался пристанищем английского. В тот момент, когда мой скальпель вошел в кору на этом участке, женщина перестала быть билингвалом.
В следующие пять лет регулярно проводившаяся ей нейровизуализация не выявляла даже следов опухоли. Марина вылечилась от рака.
Правда, мы с ней общаемся на испанском.
ГИМНАСТИКА ДЛЯ МОЗГА: ОБРАТИТЕ СЕБЕ ВО БЛАГО ВТОРОЙ ЯЗЫК
Если вы уже знаете второй (или третий) язык, поскольку обучались этому в школе, считайте, что вам повезло. А если с самого детства росли двуязычными и слышали и понимали речь более чем на одном языке, считайте, что крупно повезло. Но что делать, если вы хотите создать в мозге когнитивный резерв, а ни одного иностранного языка в активе пока нет?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу