Ирина Царева - XX век - Хроника необъяснимого, Эти загадочные животные

449

ные широтные

Я уже готов был выстрелить, как вдруг волчица преобразилась. Оскал исчез, в глазах появилось какое-то странное выражение, и, как мне показалось, она даже вильнула хвостом. В последнем не уверен, так как это впечатление могло создаться оттого, что вдруг тело ее расслабилось и она села на задние лапы.

Молча, дружелюбно, чуть повернув голову набок, волчица в упор смотрела мне в глаза. Момент для выстрела был самый подходящий, но что-то мешало мне нажать на курок.

Внезапно в мозгу у меня как будто зазвучало: "Неужели не узнаешь? Неужели не узнаешь?.." И тут же в памяти всплыла картина из далекого детства...

Я был еще ребенком, когда однажды родители взяли меня с собой в гости к родственникам, жившим в этом поселке. Вечером я вышел из жарко натопленной избы и решил постоять перед растущей рядом большой елью. Ко мне лодошла небольшая собака, и я стал с ней играть. Вначале она к моим заигрываниям отнеслась настороженно, но, когда я встал на четвереньки и начал тявкать на нее, включилась в игру даже азартней, чем я рассчитывал: ее острые зубы порвали мою одежду. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы из дома не вышли обеспокоенные моим отсутствием родители. Поднялся крик, собака убежала, меня затащили в избу...

Как потом мне объяснили, это была молодая волчица, которая то ли отбилась от волчьей стаи, то ли из любопытства пришла из леса в .поселок. Родители ругали меня и объясняли, что она могла меня загрызть, но, несмотря ни на что, эта встреча с хищным зверем оставила во мне доброе впечатление...

Передо мной была очень постаревшая подружка по игре моего далекого детства - я уже не сомневался в этом. Она узнала меня первой. И только им - братьям нашим меньшим - известным способом заставила меня вспомнить себя.

Волчица смотрела на меня гипнотическим взглядом, доброжелательно склонив голову набок. И я стал опускать ружье. Она тихо и осторожно, чтобы не вызвать у меня тревогу, вышла из своего угла, образованного тремя соснами, и медленно, часто оглядываясь, стала уходить. Метров через тридцать она остановилась и села на пригорке.

Все это длилось несколько мгновений, но показалось большим куском жизни. Привлеченные звуком выстрела в воздух, сбежались мои товарищи. Впервые подала голос лайка, которую я сразу перехватил за ошейник.

"Что случилось?" - расспрашивали меня друзья. "Да ничего, встретил старую подругу. Только что она ушла. - Все посмотрели в сторону поселка. - Не туда смотрите, вот она", - я указал на пригорок. Все повернулись туда, и волчица, заметив всеобщее внимание, исчезла.

Перед уходом из поселка я тщательно собрал все съедобное, что осталось после похода, и сложил в одно место - знал, что она еще придет сюда. Пусть и для нее будет праздник.

Сырейщиков Р. А., г. Кыштым Челябинской области

ПАДОрОК КрвСТНОМ НОМ"

Я была еще девчонкой, когда мама принесла с улицы полумертвую ворону. В нашем доме всегда жили больные и страждущие. Такие уж у меня были родители. Такой они вырастили и меня. Выброшенные новорожденные котята, которых мы выкармливали, а потом пристраивали по квартирам и магазинам, были бичом нашей семьи.. Я даже подозреваю, что частенько их подбрасывали к нам в подъезд умышленно, зная, что в нем живут "ненормальные, которые обязательно подберут". А сколько у нас перебывало замерзших или покалеченных птиц1 Увы,

451

воробьи редко выживали, хотя мы делали все, чтобы они не погибли, а при малейших признаках выздоровления выносили на балкон, давая свободу выбора. Зато голуби, вороны, галки достаточно уверенно чувствовали себя в квартире и даже после выздоровления время от времени навещали нас.

Ворона, о которой и будет мой рассказ, попала к нам в безнадежном состоянии. То ли она напоролась горлом на провода, то ли зацепилась за острые края листового железа, которым были крыты крыши, то ли кто-то выстрелил в нее из рогатки металлической скобкой, но шея ее была рассечена и голова болталась на тоненьких позвонках и лоскутке кожи. Тем не менее она была жива и смотрела на нас с мукой и надеждой. Я до сих пор помню, как мама пришивала ей голову ниткой, вдетой в обычную швейную иглу, предварительно прокаленную и протертую спиртом, как птица била крыльями, когда промывали ее рану Выздоравливала она долго. Терпеливо сносила, когда мама делала ей перевязки и снимала швы, только глаза закрывала и подергивала ногами. Но не била крыльями, не вертела головой - понимала, что надо терпеть. Она подружилась с нашим старым и добрым котом, который ко всем временщикам относился жалостливо и снисходительно. А с Карой (мы всегда давали имена нашим пациентам) у него сложились особые отношения. Они играли, как бы не ведая того, что по всем законам им этого не полагалось. Уморительно было наблюдать, как ворона с белым бинтом на шее и не поворачивающейся из-за него головой, кося глазом, бочком-бочком подкрадывается к коту, чтобы дернуть его за хвост! А он, изогнувшись, лапой ловит ее за крыло и, скрипя когтями по жестким перьям, не тянет к себе, а только лениво придерживает, не давая ей отскочить. Еще смешнее было наблюдать, как они ели из одной миски. Кара воровато подскакивала и выхватывала кусочки еды из-под носа Петровича, а он даже усом не вел. С собакой было