Попытки объяснить некоторые аномальные голосовые проявления чревовещанием делались и позже. В 1926 году известный парапсихолог X. Кэррингтон обобщил подобные попытки в статье "Чревовещание как возможное объяснение феномена прямого голоса", в которой весьма сдержанно оценивал такую возможность (при условии надлежащего контроля за носителем или медиумом).
Стоит отметить и оборотную сторону дела. В прошлом веке, напомню, один особо злостный скептик однажды, не поверив ушам своим и рассудку, во время демонстрации 11 марта 1878 года на заседании Французской академии наук фонографа Эдисона обвинил представителя великого изобретателя в чревовещании. Этой же гипотезы академик продолжал придерживаться и полгода спустя…
Как я уже отмечал, способность к чревовещанию долгое время объяснялась происками дьявола, с которым яко6ы отдельные люди могли входить в сговор и насылать дьявольские козни на других. Особо называли голоса, исходящие из неизвестного источника при полтергейсте или во время медиумического сеанса.
Успешно, считалось тогда, когда это удавалось колдунам. В допетровской Руси в силу колдовства верили все - от царя и до последнего холопа. Архивные материалы тех лет свидетельствуют, что зловещая Тайная канцелярия не раз расследовала дела о колдовстве, волшебстве, чародействе, заговорах, гаданиях и пророчествах. И не дай Бог, если действия или даже бездействие подданных представляли потенциальную опасность для здоровья царя. Вот что, например, случилось с любимцем царя Алексея Михайловича боярином Семеном Лукьяновичем Стрешневым в 1647 году.
В июле 1647 года царь жил в своей резиденции - подмосковном селе Коломенском. Там же располагалась изба крестьянина Симона Данилова, как бы мы сказали сейчас - практикующего экстрасенса-целителя. Его услугами не раз пользовался Стрешнев, но царю о том не докладывал, знал - опасно для жизни. Ведь то, что творил Данилов, считалось колдовством. А при дворе жизнь и здоровье царя охранялись очень зорко - малейший поступок, который мог стать причиной подозрения в колдовстве, вызывал самые строгие преследования. Ведь если колдун способен поправить кому-либо здоровье, он с равной легкостью, считалось, мог и погубить - при нужде в том.
Управитель Коломенского "стукнул" царю о колдуне Данилове, того схватили, пытали, и он сознался, что "и ведовство, и шептание, и чародейство, и ворожбу во многих домах делал". Сознался и в своих связях со Стрешневым.
Дело любимого боярина царя было отдано на обсуждение боярской думе. Боярский приговор гласил: "Учинить Стрешневу жестокое наказание и сослать в дальние сибирские города в тюрьму". Но его еще должен был утвердить сам царь.
Алексей Михайлович через дворецкого передал Стрешневу: "Ты, Семен, государево здоровье не остерегал, и государя про таких злых ведунов не известил, и сам с ними знался многие годы и по се время их укрывал…" Преступление по тем временам более чем серьезное. Но все же смягчилось сердце царя, отменил он решение бояр, приняв в отношении Стрешнева свое: "Послать в Вологду и быть на князя Иванова месте Черкасского".
Ничего не изменилось в отношении государства к колдунам и полвека спустя, уже во времена Петра 1 (годы правления 1689 - 1725). Так, дело 1699 - 1700 годов по обвинению некоего Евтюшки в ворожбе закончилось для подследственного трагически. Несчастный всячески откручивался, утверждал, что "лечил травами без наговору", но, не выдержав третьей пытки, умер.
Согласно Военному артикулу 1708 года (пункт первый), признавалось существование чародеев, в том числе и таких, которые "с дьяволом осязательство могут иметь". Немногое изменилось и лет тридцать спустя, когда Сенат, Тайная, Сибирская губернская и Томская воеводская канцелярии, а также Сибирский приказ весьма усердно расследовали в 1737 - 1739 годах выдающееся даже по тем временам дело о дьявольском наваждении «которое говорит явно человеческим языком вслух». Очень похожее дело расследовалось, и не менее усердно, в 1981 году, на столь же высоком уровне; но долгое время было известно среди исследователей феномена как курский голосовой полтергейст. Оба события мы рассмотрим одно за другим.
Дело о дьявольском наваждении. Это уникальное отечественной юриспруденции дело началось с того что 26 августа 1737 года в Томскую воеводскую канцелярию явился боярский сын Алексей Мещериц, причем прибыл не один, а привел с собой "дворовую свою девку калмыцкой породы Арину Иванову". Он объявил, что ныне ей двенадцать лет, что года четыре тому назад она была испорчена волшебством и с тех пор у нее в утробе сидит "дьявольское наваждение которое говорит явно человеческим языком вслух и показует о себе, что он лукавый, а именем зовут его Иван Григорьев сын Мещерин, а родится он завтра, а посажен в утробу к оной девке во щах девкой же Василисой, прозванием Ломакова, которая жила в доме Мещериных". Мещерин просил "дворовую их девку освидетельствовать".
Читать дальше