Виталий Бондаренко - Свадьба пропащих - Кокотка

«Она! ПОЛОЗОВСКАЯ…» — понимает Бабетта. Тотчас отмечает про себя: брови больно густые, — поди, сердитая. А платьишко даром, что неказистое, зато шелковое и по последней моде, с воланчиками на подоле-то…

— Медам! — Хозяйка презрительно застывает, как истукан, над их недопитым кофием. — Я дольжен прэдставит вам ваш новий подруг и камарадин, фройляйн Гляша. Фройляйн Гляша есть кароший дэвюшка. Надеюс, ви подружитес. Херцлих виллькоммен! — обратилась она к Глаше совсем уже по-немецки.

— Данке шен, мадам! — Глаша, все так же не поднимая глаз, делает книксен. Голос ее кажется Бабетте под стать бровям: густой, со странными медово-ленивыми переливами.

— Мадам, — обращается хозяйка к Марьяне, у которой от любопытства и вожделения ноздри становятся такими — хоть кулак в них просовывай! — Я поручай вам инструктировайт фройляйн Глаша. Учтите, однако ж, все, что ми с вами обсудили вчера. Ни-ка-ких принуждение, и комната в мансард отдельная. Любое ваше неисполнений будет строго покарано. Я сама буду приглашайт к себе фройляйн Гляша время от время и с ней беседовайт обо всем!

При этих словах мадам Векслер вперивает взор своих бесцветных навыкате буркал в лисье лицо Марьяны. Оно как раз идет бурыми пятнами: получается, что такая аппетитная штучка — вовсе не ей на зуб, да еще и в доглядчицы вот назначена.

Но «мадама» решает добить экономку:

— И еще я назначайт в компаньонки фройляйн Гляша дэвюшку скромного поведения… К примеру, фройляйн Бабетта, гут?..

Бабетта с ужасом думает, что Марьяна сживет теперь ее со света, ох отыграется!..

— Это все на сегодня. Дас ист аллес. Альзо, гутен аппетит, медам!

И хозяйка выплывает из столовой, замершей от грядущих сплетен.

«Фройляйн Гляша» неслышно выходит следом.

Через минуту Марьяна уже визжит на Бабетту:

— Ну что вылупилась, подушка эдакая? Ступай уж к Глафире-то! Компаньонка при девке — тьфу! — и добавляет смачное выражение.

Видать, не на шутку Марьяна перепугалась за свое место экономочки…

В поднявшейся суматохе Бабетте так и не удалось после завтрака ни у Ванечки побывать, ни к Степке для мимолетной радости заглянуть. Сразу после завтрака заспешила она в «мансарду».

Как и всякий публичный дом, заведение мадам Векслер при скромном фасаде имело хитренькую начинку. Бабетте, когда она сюда только что поступила, дом казался каким-то оборотнем. Зала вся в зеркалах, круглая, пышная, без окон. А выйдешь из нее на лестницу для прислуги — и будто в другом доме окажешься: до того темно и грязно, а порой в уголке и наблевано. В бельэтаже от залы длиннющий коридор идет, в него выходят помещения разные для приема гостей большой компанией и интимно, наедине. В каждой комнате диваны, кушетки, пуфы, да зеркала, да картины бесстыжие. А наверх поднимешься в общую спальню для девиц — казарма казармой: железные койки да длинные комоды с платьями.

Но и здесь есть дверка с лестницы неприметная. За нею — комната. Она и отделана, как «мансарда» парижская, и раньше служила тоже местом свиданий с гостями особенно романтичными. Но таковых оказалось совсем немного, так что со временем «мансарду» совсем забросили. Степка с Иваном чистили ее по привычке. Да еще иногда Марьяна здесь с подружками расправляла крылышки.

Теперь же вот в ход «мансарда» опять пошла… Только для каких таких дел, мадамою умышляемых, она вдруг занадобилась?..

Бабетта чуяла, что здесь узел неких событий завязаться должен. Вот только каких? И нужно ли в них соваться?..

С тревогой подумала не о себе — о Ванечке…

Дверка была приоткрыта. Бабетта помедлила чуть за ней, а потом, постучав, вошла.

Глаша склонилась как раз над распахнутым чемоданом. Чемодан лежал на стуле. Глаша уж вынула из него несколько платьев и разложила их на широкой кровати под кисейным пологом.

Бабетта как увидела этот полог, похожий на невестину фату, так сразу все ярко и вспомнила. Вспомнила, как три года назад справили ее с Мясниковым «свадьбу». По обычаю всех борделей, девушку нужно было бы в лотерею разыграть, да мадам Векслер строго-настрого приказала: отдать юницу жандармскому ротмистру Мясникову. Приняв в уважение чин и род занятий «начальства», клиенты не особенно и ворчали-то. Нарядили Бабетту в белое платье, в фату, прокричали все разом «горько!», а после Мясников из общего зала увел ее в дальнюю спаленку, под зеленый бархатный балдахин, золотыми драконами вышитый. Там, в «китайской комнате», и прошла ее первая ночь с клиентом…